Значение слова дышать

Что еще остается?" Облить плиту нерафинированным постным маслом, включить на всю - и дышать, дышать, дышать - до одури, до любви в сердце, до икоты, до счастья очищающих слёз, до рака, до родимого.

Затем – следующий удар в грудь – в один из двух больших пузырей, находящийся чуть ниже роговых зубцов и прочего – и сразу же прижал к себе амрса, нащупав ртом дыру в его груди и жадно начал дышать, дышать, дышать.

Ему бы хотелось провести остаток жизни на этой лавочке без еды и сна – только дышать, дышать, дышать… Люди проходили мимо гения и выглядели необычно и незащищенно.

В этот миг больше всего ему хотелось развернуться и убежать, упасть на траву в тени ухоженных деревьев, раскинуть руки и дышать, дышать, дышать.

А вот деталь физиологии описанных Фармером кентавров: «Большая часть кентавра должна была дышать», «Большая лошадиная часть кентавра должна была дышать», «Большая животная часть кентавра должна была дышать» (последний вариант — в трех изданиях).

Да-а… В такие ночи он мечтал, пока мог, не о сквозняке даже, – о ветре, ветриле, ветрище, – пробить насквозь, продуть, прошибить, – дать дышать, дышать, дышать… Ух!А деревенская жизнь была, как и положено ей, – по порядку, хоть и без расписания, – доить, поить, кормить, косить, копнить, сушить, – без перерыва.

И почти тут же он ощутил эту пулю, разорвавшую сердце его, ощутил дикую боль в груди, которая не утихала, как понадеялась трусливая мгновенная мысль, а становилась шире, растекаясь по всему телу; проснулся в страхе, в холодном поту, обильно, потеряв контроль над собой, обмочил постель, хотел что-то крикнуть спящей рядом жене, но только тихо прохрипел, хватая себя холодеющими руками за горло, стараясь дышать, дышать, дышать, хватая ртом воздух, не в силах шевельнуться, пригвожденный ошеломляющей болью к постели, теряя силы с каждой минутой, с каждым судорожным вздохом… В половине пятого Таривердиева не стало».Написав это – предположительно начало рассказа – он перечитал и аккуратно, тщательно, как дети вымарывают нежелательные для родительских глаз, неосторожные слова, стал закрашивать синей чернильной пастой написанное, потом остановился, просто смял бумагу, и отбросил от себя в конец огромного письменного стола.

Щелчок дверцы, нагревшаяся обивка сиденья обжигает даже через брюки, и этот запах, запах — дышать совершенно невозможно, я смотрю прямо перед собой и боковым зрением вижу, как дрожат мои руки на руле, главное — не повернуть голову, нельзя, не смотри туда… поздно! — острые колени, сумка с бахромой, джинсовая жилетка на голое тело, мне нечем дышать, мне больше не нужно дышать, ты запускаешь руку в волосы и стаскиваешь этот кудлатый парик вместе с идиотской шляпой, на какое-то мгновение задерживаешь его в воздухе и забрасываешь на заднее сиденье, черт, никогда не любила блондинок, ну надо же было так вляпаться… На мое лицо наползает кривая, совершенно похабная усмешка, двое идиотов в тонкой жестянке посреди плывущего сквозь лето города, и твоя ладонь на моем бедре обжигает сильнее солнца.

Я смотрю по сторонам и вижу перед собой привычную стерильную обстановку, чем-то напоминающую больницу: белые пластиковые плитки, белый чуть мерцающий свет люминисцентных ламп, шелестение кондиционера, выбрасывающего из сеток, тут и там нарушающих однообразный узор пластиковых плиток потолка, некое подобие воздуха, которым можно дышать, но нельзя надышаться.

Я испытывал блаженство уже оттого, что решил ехать непременно сейчас, в ночь, чтобы с первыми шагами от электрички дышать не надышаться росистым настоем лугов, а затем глядеть не наглядеться на лучистую роздымь рассвета.

Исключительность, которую теперь письменная и устная легенда приписывает 37-му году, видят в создании придуманных вин и в пытках. Но это неверно, неточно. В разные годы и десятилетия следствие по 58-й статье ПОЧТИ НИКОГДА и не было выяснением истины, а только и состояло в неизбежной грязной процедуре: недавнего вольного, иногда гордого, всегда неподготовленного человека — согнуть, протащить через узкую трубу, где б ему драло бока крючьями арматуры, где б дышать ему было нельзя, так чтобы взмолился он о другом конце — а другой-то конец вышвыривал его уже готовым туземцем Архипелага и уже на обетованную землю. (Несмышленыш вечно упирается, он думает, что из трубы есть выход и назад.) Чем больше миновало бесписьменных лет, тем труднее собрать рассеянные свидетельства уцелевших. А они говорят нам, что создание дутых дел началось еще в ранние годы органов, — чтоб ощутима была их постоянная спасительная незаменимая деятельность, а то ведь со спадом врагов в час недобрый не пришлось бы Органам отмирать. … Уже в девятнадцатом году главный следовательский прием был: наган на стол. Так шло не только политическое, так шло и «бытовое» следствие. … Такая простая здесь связь: раз надо обвинить во что бы то ни стало — значит неизбежны угрозы, насилия, и пытки, и чем фантастичнее обвинение, тем жесточе должно быть следствие, чтобы вынудить признание. И раз дутые дела были всегда — то насилия и пытки тоже были всегда, это не принадлежность 1937 года, это длительный признак общего характера. Вот почему странно сейчас в воспоминаниях бывших зеков иногда прочесть, что «пытки были разрешены с весны 1938 года». Духовно-нравственных преград, которые могли бы удержать Органы от пыток не было никогда. В первые послереволюционные годы в «Еженедельнике ВЧК», «Красном мече» и «Красном терроре» открыто дискутировалась применимость пыток с точки зрения марксизма. И, судя по последствиям, ответ был извлечен положительный, хотя и не всеобщий. Вернее сказать о 1938 годе так: если до этого года для применения пыток требовалось какое-то оформление, разрешение для каждого следственного дела (пусть и получалось оно легко), — то в 1937-38-м в виду чрезвычайной ситуации (заданные миллионные поступления на Архипелаг требовалось в заданный сжатый срок прокрутить через аппарат индивидуального следствия, чего не знали массовые потоки, «кулаческий» и национальные) насилия и пытки были разрешены следователям неограниченно, на их усмотрение, как требовала их работа и заданный срок. Не регламентировались при этом и виды пыток, допускалась любая изобретательность. В 1939-м году такое всеобщее широкое разрешение было снято, снова требовалось бумажное оформление на пытку и может быть не такое легкое (впрочем, простые угрозы, шантаж, обман, выматывание бессонницей и карцером не запрещались никогда). Но уже с конца войны и в послевоенные годы были декретированы определенные к а т е г о р и и арестантов, по отношению к которым заранее разрешался широкий диапазон пыток.

Никогда не надо слушать, что говорят цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом.

Только не забывай ровно дышать - от основания коготков к кончикам перьев!.. БОМБ! (взрыв)

Чёртова астма. Невозможно дышать в дождь.

Я буду носить, что хочу, и делать, что хочу, пока я могу дышать и становиться на колени

Никогда не надо слушать, что говорят цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом.

Ну посмотри: дышать опасно, летать рискованно, есть чревато, словом, специалисты жить не рекомендуют.

Но не всякий способен всю жизнь дышать и питаться одними абстракциями.

Да, мы засоряем мир бессмысленными словами. Ну, а где ты их видел - слова, имевшие смысл?... Брось ты, ей-Богу: не бывает ее, работы от чистого сердца. Нигде ты ее не найдешь. Это все равно, что пытаться дышать от чистого сердца или мочиться от чистого сердца в сортире!

Всем три шага назад и дышать носом!