Бант в особо крупных размерах

Няньцзюньское восстание Няньцзю'ньское восста'ние, Няньданское восстание, крестьянское восстание в Северном Китае в 1852—68 против маньчжурской династии Цин, поднятое и возглавлявшееся членами тайных обществ «нянь» («жгут из промасленной бумаги», также «союз», «сообщество», «братство»).

А ведь было нечто большее, чем просто танки, циничный расстрел парламента, героическое сидение за белыми стенами… Да, помимо этого было Народное Восстание, которое нарушило планы не только правящего режима, но и противоположной стороны, восстание, не санкционированное ни Ельциным, ни Руцким, ни Хасбулатовым, Восстание, которого насмерть перепугались обе стороны — ведь когда девятый вал народного гнева разметал все правительственные преграды, смел их со своего пути, обратил в бегство сотни тысяч милиционеров и солдат, белодомовские сидельцы (речь, разумеется, не о тех героях России, которые на самом деле пришли ее защищать, а о принимавшей решения верхушке) впали в прострацию, их охватил парали бездействия, более того, ужаса.

«Альбигойские войны» против феодальной римской церкви, восстание «жаков» вокруг Парижа в 1358 году, восстание кузнеца Уота Тайлера, крестьянские войны в Германии 1524–1525 годов, восстание Ивана Болотникова в начале XVII века, Степана Разина при втором царе Романове, бунт Кондратия Булавина при Петре, поход Емельяна Пугачева на Москву — вот главнейшие из битв крестьянства против бояр, дворян, помещиков»[1].

В 1815 году творцы Венской системы - этого монархического интернационала - были уверены, что закопали чудовище революции в землю, но вскоре быстрорастущие торговые города стали поднимать восстание за восстанием: Париж в 1830, Лион в 1831, Краков в 1846.

Среди них были и явное неравенство сил, и неблагоприятная международная обстановка, и - самое главное - предательская позиция господствующего класса и его представителей в повстанческих кругах (партия "белых"), помещиков, ставивших классовые интересы выше интересов национальной революции, а также относительная слабость революционной демократии (левое крыло партии "красных"), которой не удалось взять в свои руки руководство восстанием, реализовать программу социальных преобразований в пользу крестьян, добиться их повсеместного участия в борьбе и превратить таким образом восстание в победоносную демократическую революцию.

Стихийным восстанием пролетариат не может взять власть: даже в высоко-индустриальной и высоко-культурной Германии стихийное восстание трудящихся (в ноябре 1918 года) оказалось способно лишь передать власть в руки буржуазии.

Резолюция заседания ЦК РСДРП[б] 10/23 октября 1917 года перечисляет события «в связи с крестьянским восстанием и с поворотом народного доверия к нашей партии» и прибавляет, что «все это ставит на очередь дня вооруженное восстание».[16] Сам захват власти был почти целиком военной операцией, выполненной небольшими группами красногвардейцев, лишь частично с фабрик, и несколько более многочисленной группой солдат, распропагандированных большевиками.

За последнее десятилетия императоры хорошо поняли это, подавляя восстание за восстанием, и вся политика императорского двора свелась к тому, чтобы как-то защитить слабое место Империи…

С другой стороны, что касается мая 1968 года, то здесь бросается в глаза полное отсутствие какой-либо утопической перспективы у протестующих: если май 1968 года был восстанием с утопическим идеалом, то недавнее восстание представляло собой простую вспышку насилия без каких-то претензий на положительный идеал — если тривиальная идея о том, что “мы живем в постидеологическую эпоху”, и имеет какой-то смысл, то он заключается именно в этом.

Отсюда автор делает вывод, что восстание на «Баунти» было «классовым конфликтом, восстанием угнетенных, обездоленных, нищих, бездомных моряков» (стр.