Воинское офицерское звание в вооружённых силах многих государств.

Повестки он получал и, не распечатывая, выкидывал их в мусорное ведро: чего сюда ходить, в военкомат, если мир на дворе.– Мы думали, ты сгнил уже от своего туберкулеза! – Майор с маху шмякнул ладошкой по столу. – Ты у меня под суд пойдешь!– Какой туберкулез? – злясь, спросил Влад Гордин. – И не орите на меня!– А это что? – тыча военным билетом, спросил майор. – Ну, что?– Где? – сердито потребовал уточнения Влад.– Вот! – Мутный ноготь майора впился в строчку на открытой страничке билета.– Тут цифры какие-то, – сказал Влад. – Тире.– Туберкулез это! – снова заорал майор. – А ты что, хочешь, чтоб мы тебе стихами, что ли, про это писали?– Нет у меня никакого туберкулеза, – примирительно улыбаясь, сказал Влад. – Ошибка это. – Он искал, на что бы сесть, но второго стула не было в комнате.– Ты дурака давай не валяй, – не принял примирения майор. – Ты медкомиссию проходил?– Проходил, – кивнул Влад Гордин. – У меня по глазам негодность, там должно быть написано. – И указал на военный билет в руке майора.Майор полистал, поискал.

Дескать, товарищ генерал, мною, майором Звягинцевым, проявлена должностная халатность — в декабре одна тысяча девятьсот девяносто первого года я, майор Звягинцев, изрядно принял на грудь и не проконтролировал смену кодов доступа к взрывателям изделия номер одиннадцать, произведенную ныне беглым майором Кведеравичусом самостоятельно, из-за чего в данный момент я, майор Звягинцев, это изделие извлечь из колодца не в силах, ибо оный сукин сын литовец поставил не те коды, которые записаны в журнале, а свои, какие — хрен их знает; посему, что делать с изделием номер одиннадцать дальше — ума не приложу.

Хотя он очень хорошо знал это обстоятельство, рассказанное ему уже майором, но не упускал случая повторить этот вопрос, так как этим он давал майору повод завести сетования на испытанные им, Шнопкопфом, неудачи по службе, а майор, будучи совершенно одиноким человеком по своему семейному положению, любил разговором об этом предмете с близкими ему людьми хоть несколько отвести свою скорбящую душу.

Хотя он очень хорошо знал это обстоятельство, рассказанное ему уже майором, но не упускал случая повторить этот вопрос, так как этим он давал майору повод завести сетования на испытанные им, Шнопкопфом, неудачи по службе, а майор, будучи совершенно одиноким человеком по своему семейному положению любил разговаром об этом предмете с близкими ему людьми хоть несколько отвести свою скорбящую душу.

Захват вражеского «языка», и вместо того, чтобы вернуться на передний край проторенной дорогой, вы повели группу через минное поле – в итоге четверо погибших, включая «языка».– С этим делом давно разобрались, товарищ капитан, – устало вымолвил Зорин. – Маршрут отхода был прописан штабом дивизии, а именно – заместителем начальника разведотдела майором Глахотным, оказавшимся впоследствии немецким шпионом – настоящим, кстати, шпионом, товарищ капитан.– Последнее ваше замечание как расценивать? – сомкнул брови Хасин, а майор в углу оторвался от своей папки и с интересом глянул на говорящего.– Простите, товарищ капитан, вырвалось.– Ладно, об этом позднее. – Работник СМЕРШ тонко ухмыльнулся. – Вас арестовали через день – за избиение майора Глахотного… в ту пору он еще не был разоблачен как немецкий шпион, так что, как ни крути, поступок ваш тянул на воинское преступление, предусмотренное Дисциплинарным уставом.

Необычный был сейчас у майора Русакова взгляд, с налетом окалины, точно после ожога, верный признак того, что невмоготу сейчас майору Русакову и майор может не сдержаться и на первом же, кто подвернется под руку, сорвать злость.

Несмотря на то, когда майору случалась нужда в деньгах или в чем другом, - а эти случаи очень были нередки, войсковый писарь никогда ему не отказывал, если только у самого было что-либо за душою; он же сочинял все бумаги по судным майоровым делам, прибавляя к тому полезные советы - и на одном только этом пункте у них не было споров, ибо майор, будучи сам не великий делец, слепо доверял войсковому писарю, тем больше что никогда не был обманут в своем доверии.

Таким образом, пробродив часа два, бедный майор собрал еще всего двадцать копеек, поданных ему одною купчихой и каким-то подвыпившим господином, которого майор абордировал фразой: «на сорокоушку [2], s'il vous plait [3]», что, видимо, очень понравилось веселому господину, давшему майору целый гривенник.

И ещё что поразило всех — майор так хорошо выглядел в гражданской одежде, что никто никогда бы не догадался, что ещё недавно этот майор был майором.

А майор, который обращался к гражданам, был не настоящим майором (это нам потом объяснил сосед Василий Герасимович), и мы включились как раз в тот момент, когда майор произносил свой внутренний монолог, то есть разговаривал сам с собой.