Сложенный в штабеля товар.

Шиллеровский свободный Человек бунтует не только против «допросветительских» догм и предрассудков; он бунтует и против сковывающего высшую свободу разума – приземленного, прагматичного; его бунт – это бунт благородного чувства.

Чарльз Нордхоф Норман Холл Бунт на «Баунти» Классический морской приключенческий роман, в основу которого легли действительные исторические события, плавание корабля «Баунти» к берегам Таити, бунт команды против своего капитана, последствия этого бунта для всех членов экипажа «Баунти».

Это была попытка выяснить, что декадентский бунт есть мнимый бунт, ибо понятие бунта предполагает идею личности, а личность не может утверждать себя одиноко в своей оторванности от мира.

Его качеством, присущим ему свойством является бунт - бунт против темноты, бунт против неправды, бунт против рабства, бунт против всего того, что мешает человеку быть тотальным, взрослым существом.

Издавна и традиционно, художник бунтует — заявляет свой личный, индивидуалистический бунт, иначе говоря, бунт антропологического начала против социального, против его господства, диктата.

Сомнения и колебания Достоевского отражаются даже в ядовитых репликах Смердякова, которому старик Григорий может ответить только пощечиной за неимением возражений; но особенно в знаменитом «бунте» Ивана Карамазова, отнюдь не одиноко стоящем, – в менее яркой форме этот «бунт» и раньше воспроизводился Достоевским – в «Необходимом объяснении» Ипполита в «Идиоте», в «Дневнике писателя» 1876 года (глава «Приговор»).Та страстность, с которою ведутся «бунтовщиками» их бунтовские речи, не оставляет места сомнениям в том, что сюда вложено авторское задушевное, что это мучительно переживается самим Достоевским.

Первое, что пришло мне на ум в связи с явлением прародителей: скорее всего аллегория насчет изгнания их из рая вполне отражает действительный процесс выделения рода человеческого из природы, потому как не исключено, что бог-Отец создал первых людей слишком уж по образу и подобию своему, даром что из натурального материала, в рамках таблицы Дмитрия Ивановича Менделеева, что-то он там человеку сверх необходимого передал, например, толику чисто божественного самосознания, и поэтому человек есть бунт – бунт против природы, бога-Отца, впрочем, бунт нечаянный и комичный.

Бунт Эммы Бовари — а это настоящий и несомненный бунт — принимает уродливые, эгоистические и даже отвратительные формы, потому что и самый бунт, и его формы обусловлены обществом, средой, провинцией, нравственным уровнем ее жителей, умственным уровнем современных ей французов, ложью, царящей повсюду, и необходимостью одновременно и принять эту ложь, и бороться с нею, чтобы жить.

Двойной бунт будет отныне направлять мысль Сада – бунт против миропорядка и бунт против себя самого.

Его бунт – в самоистреблении, бунт не просто против стальной конницы, бунт этот против разрушенного мироздания, созданного предками…