Тихая речь.

Эта книга – свод знаний о том, как знахарский шепоток помогает людям обрести здоровье, любовь и богатство.Знахарский шепоток – наука необычная«Шепоток» – это не простой шепот, а особый способ произнесения заговоров.

Округлившиеся губки, прямые спины, нервное и амброзийное дыхание, покусываемый ус, и шепот, шепот, шепот:

Каким-то образом они подслушали самый тихий шепот в самых непроницаемых для шепота комнатах; что-то типа: «Пора заменить Папу Юлия новым понтификом».

Сразу, как только они остались наедине, она схватила его за плечи и взволнованно произнесла, понизив голос до шепота:– Кажется, я знаю его.– Кого? – спросил он тоже переходя на шепот, – Того типа с газетой?Снаружи бармен в это время приник ухом к двери, стараясь хоть что-нибудь расслышать, и не отрываясь от двери, подмигнул человеку с газетой, который теперь опустил газету на стол, выставив напоказ свое уродство – у него было только пол-лица, один глаз, исковерканный нос с одной ноздрей, пол рта, одна бровь, в которой виднелись седые волоски, одно ухо, само по себе все это было нормально и на своем месте, но без второй половины лица выглядело жутко, а вторая половина начисто отсутствовала, представляя собой гладкое пустое место, непонятно как и в результате чего образовавшееся и в целом – омерзительное зрелище.– Шепчутся, – продолжая подслушивать, тихо сказал бармен уроду.Тот молча кивнул, достал из кармана пиджака сигареты и закурил, воткнув сигарету в половинку рта.

Они уже злобно глядят на него залитыми сметаной очами, оскаливши белые, сырные зубы… Вот они встали и шипят, словно на сковородке, только шепот их мрачный, зловещий, от этого шепота цепенеет мозг, сжимается сердце, и чует старшина всем существом, что изрекается над ним приговор, приговор смертный…

Противный, шепелявый, гнусный шепот, который он никак не ожидал услышать здесь, в мире, куда этому шепоту не должно быть входу.

Берега реки покрывал крепкий камыш – великое ополчение, повальный шепот которого намекал на недовольство, и с этим шепотом в ушах Титус потащился сквозь тростники, по колени утопая в тине.

Тишину изредка прерывал вздох, плач или крик ребенка, громкий шепот, — если говорили, то почему-то только шепотом.

Мы были ослушниками, мы постоянно его поминали, смутно подозревая при этом, что и тогда, когда мы одни, – мы не одни, что кто-то не спускает с нас глаз или, точнее, ушей, Окруженный немотою, застенок желал оставаться и всевластным и несуществующим зараз; он не хотел допустить, чтобы чье бы то ни было слово вызывало его из всемогущего небытия; он был рядом, рукой подать, а в то же время его как бы и не было; в очередях женщины стояли молча или, шепчась, употребляли лишь неопределенные формы речи: «пришли», «взяли»; Анна Андреевна, навещая меня, читала мне стихи из «Реквиема» тоже шепотом, а у себя в Фонтанном Доме не решалась даже на шепот; внезапно, посреди разговора, она умолкала и, показав мне глазами на потолок и стены, брала клочок бумаги и карандаш; потом громко произносила что-нибудь светское: «хотите чаю?» или: «вы очень загорели», потом исписывала клочок быстрым почерком и протягивала мне.

Лишь изредка они переругивались между собой — разумеется, шепотом, как разговаривают Колокольные Люди, когда их колокола не звонят; этот шепот не мог расслышать никто за исключением летучих мышей, которые и сами обладают чрезвычайно высоким голосом, — настолько высоким, что он недоступен нормальному человеческому уху.