Сильный шум, звуки ударов.

... , убежал,Долго во след ему гром грохотал…Цветёт черёмухаЯ думаю ... !Ах, это буйство в небесах,И этот гром, что оглушает,И молний блики на ... по землеВсё молотил, не уставая.Гром где-то в сумеречной мглеВсё громыхал, не ...

Вдруг рвется к небесамВолна, качается, чернеетИ возвращается волнам.Нам в оном ужасе казалось,Что море в ярости своейС пределами небес сражалось,Земля стонала от зыбей,Что вихри в вихри ударялисьИ тучи с тучами слетались,И устремлялся гром на гром,И море билось с влажным дном,И черна бездна загораласьОткрытой бездною громов,И наше судно воздымалосьТо вдруг до тяжких облаков,То вдруг треща вниз опускалось.Но храбрость я не потерял.На палубе с моей толпоюЯ часто гибель возвещалОдною пушкой вестовою.Мы скоро справились!

Пока народное воображение считает гром явлением отдельным от молнии, оно видит в последней гонимого громом змея-демона; когда научается сливать и гром, и молнию в одно явление, — принимает их за орудие преследования, а демона-змея предполагает или незримым для глаза человеческого, или укрывающимся под видом оборотней, Преследуемые стрелами Ильи-пророка, нечистые духи перекидываются змеями и другими гадами земными, говорит великорусская легенда.

Мы вполне можем представить его юношей, который весь дышал апокалиптическими видениями Ветхого Завета и был настолько ими наполнен, что хотел низводить гром и молнии, за что был прозван Иисусом Воанергес - Сыном грома, то есть человеком, душа которого подобна грому.

Их женщины вообще разговаривали редко, однако никогда не молчали: они общались друг с другом неким физическим телеграфом, которому выучились у Ши: быстро или медленно щелкали суставами пальцев, и могли переговариваться так друг с другом на огромном расстоянии, ибо путем долгой практики научились издавать громкие взрывные звуки, похожие на гром, и тихие звуки, похожие на шелест серой золы в очаге.

«Пярун» по-белорусски и обозначение того снаряда, который, по убеждению тогдашних деревенских стариков, поражает при громе и молнии: «гром» — это звук от удара, «маланка» (молния) — вспышка света от него же, как огромная искра, а то, чем совершается удар — «пярун» — нечто вроде каменной стрелки или молотка.

Мы оба удивляемся раскатам грома, гром в феврале, в Висконсине, гром на замерзшую землю и грязный снег.

Фигура на углу.Мерещится, что это Достоевский.И желтый свет в окне без занавескиГорит, но не рассеивает мглу.Гранитным громом грянуло с небес!В трущобный двор ворвался ветер резкий,И видел я, как вздрогнул Достоевский,Как тяжело ссутулился, исчез…Не может быть, чтоб это был не он!Как без него представить эти тени,И желтый свет, и грязные ступени,И гром, и стены с четырех сторон!..Но тогда я не знал этих стихов, и о Рубцове ничего не слышал, а опьяненный триумфальным поступлением и вселением в общежитие Литературного института имени Алексея Максимовича Горького при Союзе писателей СССР (так громоздко, для большей значимости, любили иные школяры прописывать свой обратный адрес на письмах в родную глухомань), слонялся по полупустому зданию в преддверии неведомой жизни.

Фосфорным светом вдохновенийЕго блистает голова…Вот он, вот он, сей чудный гений,Чьи громоносные словаЕвропа с ужасом внимала;Пред кем, безмолвная, она,Склонясь во прахе, трепеталаИ колыхалась, как волна!Зарытый в мечты и окутанный мглою,Один на горе, исполин, он стоит…Заутра он двинет полки свои к бою,И кто, дерзновенный, пред ним устоит?..Отважный виновник отчаянной брани,Вперяя в грядущее стрелы очей,Внимая свист ядер и гром восклицаний,Он сердцем ликует при звуке мечей!О гигант огнегремучий!Разрывая бурей тучи,Ты погибелью дышал!..Как орел мощно-крылатый,Мир в когтях своих держалИ, как он, сей царь пернатый,Гордо в облаках ширял!Над стихией ты смеялся,Громом, как Зевес, играл,В ризы молний облачалсяИ вселенной потрясал!...