Жительница Великого княжества Литовского

Так, когда он презрительно замечает о Елене Глинской, матери Грозного: «Беглая литвинка литвинкой и осталась» (имея в виду, что она, в отличие от нравственно безупречных русских женщин, завела любовника) — тут ясно чувствуется отпечаток тогдашних «неоднозначных» отношений с завоеванной, но непокорной Польшей или, как ее тогда поэтически называли, Литвой.

Елену Васильевну, как видно, не удержали от греха ни стыд, ни титул правительницы, ни имя вдовы государевой: беглая литвинка литвинкой и осталась и вместе с сердцем отдала князю Оболенскому в руки и судьбу сына и почти что державу царскую.

Но Рустем ухаживал за своими девушками как добрый и щедрый хозяин: отпаивал козьим молоком, чистой водой, откармливал медом с грецкими орехами и хурмой… И литвинка расцвела: лицо ее налилось румяным соком, чарующие, как утреннее небо, глаза засияли, волосы заблестели… Рустем лишь цокал языком, глядя на красавицу из Литвы.

где сын и мать? – На месте ихСидит литвинка, дочь степей чужих.Безмолвная подруга лучших дней,Расстроенная лютня перед ней;И, по струне оборванной скользя,Блестит зари последняя струя.Устала Клара от душевных бурь...И очи голубые, как лазурь,Она сидит, на запад устремив;Но не зари пленял ее разлив:Там родина!

Волосы цвета спелой соломы, а глаза синие, точно васильки… Или полька, или литвинка, и, должно быть, у нее красивое имя… Ванда или Иоася… А впрочем, пустяки… Если хотите, поедем куда-нибудь в кабачок?..

Отец его был француз, в молодых годах военный, очутившийся совершенно нежданно, негаданно в России, вместе с войсками Наполеона I, среди которых он служил, и навеки оставшийся у нас; мать его, в девицах Юлия Гуцевич, была литвинка.