Ритмическая единица стихотворной речи.

Поэзия и стихотворство – две вещи совершенно различные, потому что в стихе бывают достоинства внешние и внутренние: можно подделаться под стих Пушкина, но легче создать свой собственный стих, не уступающий его стиху, нежели усвоить его стих, потому что сила, энергия, упругость, гибкость, прелесть, грация, полнота, звучность, гармония, живописность и пластичность его стиха происходят не от внешней его отделки, а от внутренней его жизненности, которую вдохнула в него творческая власть и сила поэта.

Но если этой способности в вас нет, то сколько вы ни пишите и как красиво ни издавайте ваших стихотворений, вы не дождетесь от читателей ни восторга, ни сочувствия, и много-много, если иной, закрыв вашу книгу, чтобы уже не открывать ее больше, скажет, зевая и потягиваясь, как бы после тяжелой работы: «Должно быть, автор – прекрасный человек!» Если стихи пишет человек, лишенный от природы всякого чувства, чуждый всякой мысли, не умеющий владеть стихом и рифмою, – он, под веселый час, еще может позабавить читателя своею бездарностию и ограниченностию: всякая крайность имеет свою цену, и потому Василий Кириллович Тредиаковский, «профессор элоквенции, а паче хитростей пиитических», – есть бессмертный поэт; но прочесть целую книгу стихов, встречать в них всё знакомые и истертые чувствованьица, общие места, гладкие стишки, и много-много, если наткнуться иногда на стих, вышедший из души в куче рифмованных строчек, – воля ваша, это чтение, или, лучше сказать, работа для рецензентов, а не для публики, для которой довольно прочесть о них в журнале известие вроде «выехал в Ростов»[1].

«В <…> тщательно отобранных стихотворениях, вошедших в „Возвращение Чорба“ <…> срывов вкуса уже почти нет, стих стал строже и суше, появилась некоторая тематическая близость к Ходасевичу (поэту, которого зрелый Набоков ставил особенно высоко среди своих современников), исчезли реминисценции из Блока, явно бывшие чисто внешними, подражательными, утратилось у читателя и впечатление родства с Фетом, которое давали более ранние стихи Набокова (сходство и тут было чисто внешнее, фетовской музыки в стихах Набокова не было, он был всегда поэтом пластического, а не песенного склада).

Так, единственным поэтом-силлабистом, полностью доступным для изучения, оказался Кантемир; и только поэтому в сознании стиховедов его стих невольно стал как бы олицетворением силлабики в целом, а стих его предшественников представлялся лишь чем-то вроде подготовки «кантемировского» стиха.

Главный ее недостаток состоит в растянутости, многословности и невыдержанности: она могла б быть втрое меньше; каждая мысль в ней, раздробляясь на множество стихов, ослабевает и переходит в повторение одного и того же; часто за тремя хорошими стихами следует дурной стих, и еще чаще один хороший стих подавляется и тускнеет между тремя дурными.

... . Точно так же, посмотрите: вот стихи; они просты, как обыкновенная разговорная ... все необходимо, что в них один стих ведет за собою другой и что ... рифма, а внутренняя, невидимая связь с первыми стихами условливает последние; не зная второй ... сами угадываете, что вот этим стихом оканчивается вся пьеса.

В самом деле, кому из лирических поэтов, выражающих в стихах истинные свои чувства и впечатления, может прийти в голову – через три-четыре года переправлять свои стихи таким образом, чтобы в них изменились рифмы и фразы, стих из одного куплета перешел в другой, из двух стихов составился один и т. п., – и все это без всякой внутренней необходимости, просто по требованию уха!

Иосиф же в это время почти не использовал свободный стих, он писал нормальные русские стихи, регулярным стихом, с рифмой, от этих стихов мало что осталось.