Значение слова читать

Чтоб подсечь позыв на спешное чтение, положите не то и то вычитать, а простоять на читательном молитвословии четверть часа, полчаса, час… сколько обычно выстаиваете… и затем не заботьтесь, что сколько прочитаете молитв, - а как пришло время, если нет охоты стоять далее, переставайте читать… 4) Положив это, на часы, однакож, не посматривайте, а так становитесь, чтоб стоять без конца: мысль и не будет забегать вперед… 5) Чтоб пособствовать движению молитвенных чувств, в свободное время перечитайте и передумайте все молитвы, которыя входят в ваше правило, - и перечувствуйте их, чтобы когда на правиле станете их читать, и знать наперед, какое чувство должно быть возбуждаемо в сердце.

Статья Пушкина не заключает в себе ничего такого, что бы вы, прочтя ее, могли пересказать, что бы вас особенно поразило, но ее нельзя читать без увлечения, нельзя не дочитать до конца, если начнешь читать[1].

Она говорила, что мне Шекспира читать рано, а дедушка ей возражал, что всегда так бывает: сперва рано, потом некогда, а потом уже поздно, и так человек за всю жизнь не поспеет прочитать самого удивительного, что на свете написано… Все решили читать по вечерам перед сном по одной пьесе из нашего сборника…

Я говорю не лишь о моральных принципах, а и о более простых вещах, таких как читать и писать, считать хотя бы до ста, слагать и вычитать.

Не в том случае, если он научил вас читать и писать, складывать и вычитать, и всем тем вещам, которые подразумевают, что ты поумнел, но теперь не слишком много значат, если не считать того, что это приятно осознавать.

Также Церковь предписывает регулярно посещать Богослужение (4-я ветхозаветная заповедь о посвящении одного дня в неделю Богу); ежедневно, утром и вечером, читать молитвы, написанные святыми отцами, в которых изложены истинные нужды и пожелания верующего; соблюдать установленные Церковью посты; регулярно читать душеполезную литературу – в первую очередь, прочитать «Закон Божий» и Священное Писание с толкованиями святых отцов (например, блаженного Феофилакта Болгарского).

Исключение составляют пациенты и его духовные наставники.Далее мы приведем основные правила чтения и хранения заговоров:1. Заговоры произносятся тихо, шепотом.2. Энергетика заговора такова, что она одинаково действует на самые разные объекты, даже на людей, отрицающих их силу.3. Эффективность заговора возрастает, если пациент верит в его исцеляющую силу.4. Тексты заговоров и секреты проведения магического ритуала передаются по наследству.5. Начинающему целителю рекомендуется читать заговоры по три, шесть, девять, двенадцать, двадцати одному, двадцати семи или сорок раз (если нет других условий прочтения заговора).6. Если не оговорены другие условия чтения заговора, то его лучше всего читать так.На рассвете натощак выйти в поле, затем пойти на берег реки, потом в рощу, омыть лицо росой или родниковой водой, низко поклониться на четыре стороны света и, встав лицом на восток, в сторону восходящего солнца, прочитать молитву: « Николай, угодник Божий, помощник Божий.

А русский глагол «читать» имеет несколько значений: воспринимать текст (читать книги); произносить текст (декламировать, читать вслух); наставлять (читать нотации, на молодежном языке – «лечить»); объяснять что-либо перед людьми (читать лекции).

... иных случаях,– не смотреть и не читать непристойностей, не ходить по ночным ... платка с головы,– читать Священное Писание,– читать старинные святоотеческие книги,– читать молитвы утром и вечером ...

Если бы мы захотели фельетонных достоинств, мы прямо стали бы читать фельетоны г-жи Эмиль Жирарден, Луи-Дюнойе, Теофиля Готье; если бы мы захотели наслаждаться поэзиею, мы стали бы читать романы Жоржа Санда, песни Беранже; если бы, наконец, мы захотели просто читать пустую болтовню, мы взялись бы за романы Александра Дюма-старшего или, пожалуй, младшего, или даже маркиза Фудраса; но какая охота была бы нам читать философские книги Жюля Симона, в которых может быть много приятной болтовни, фельетонной соли или даже поэзии, но которые все-таки по самому своему предмету далеко отстают этими достоинствами от порядочных фельетонов, хороших и даже плохих романов, а не имеют того достоинства, из-за которого становится интересным философское сочинение, — не имеют логики?

Дословный перевод: Мужчина и женщина наедине не станут читать «Отче наш»

Не доброта, а гордость обычно побуждает нас читать наставления людям, совершившим проступки.

Он мудрец, Монтень! Странно читать эти тонкие рассуждения в книге, написанной в шестнадцатом веке! Впрочем, я подпадаю здесь обманчивому впечатлению, что качество человеческого ума улучшается в прямой зависимости от увеличения календарного счета.

Нужно ли такое обилие красок, как у Бунина? «Господин из Сан-Франциско» — просто подавляет красками, читать рассказ становится от них тягостно.

Собака смотрит на палку, а лев на того, кто её кинул. Кстати, когда это понимаешь, становится намного легче читать нашу прессу.

Я отдаю себе отчет, что критика, как и критики (впрочем, как и писатели), бывают разными. Правда, критики в моем сознании не делятся на тех, которые меня хвалят и которые меня ругают. Дело не в том, чтобы тебя похвалили. Приятно, конечно, когда написанное произведение находит у критика такое же понимание, как у автора, когда критик не выискивает в нем то, что с удовольствием потом осудит… В то же время бывает так, что иной критик по разным причинам не приемлет данной манеры автора и заранее настроен неприязненно. Именно эта его настроенность выдает себя с самого начала, нередко с заголовка, и я уже знаю все, что последует дальше. Больше того — еще в процессе работы над повестью я уже предвижу, что скажет определенного толка критик, предвижу весь несложный ход его мотивировок и рассуждений. Читать его рецензию бессмысленно, потому что автор и рецензент как бы на разных берегах реки и каждый видит нечто обратное тому, что видит его оппонент. Про такого критика исчерпывающе гласит пословица: ему про Фому, а он про Ерему. Случается и так, что критик ругает автора вовсе не за то, что действительно задевает критика, старательно им замалчивается, и он отыгрывается на мелочах и положениях, которые при желании можно истолковать различно. Приятно читать рецензию, пусть самую строгую, где критик стремится взглянуть на проблему твоими глазами и судит тебя с твоей же позиции. При этом давно замечено, что совершенно так же, как первый критик стремится подхватить любой действительный промах автора, чтобы использовать его против последнего, так же второй критик охотно готов переоценить малейшую удачу писателя, но и тот и другой оставляют истину за рамками своих рассуждений. Впрочем, оно и понятно. Отстаивая или отрицая позицию автора, каждый из критиков оружием собственной аргументации прежде всего обосновывает собственную позицию, к которой произведение автора порой имеет весьма отдаленное отношение, являясь лишь поводом для критического самовыражения.

Когда наш современник старается представить себе Средневековье, ему кажется, что добиться своей цели он может лишь напряженной работой воображения. Средние века видятся ему зловещей эпохой, отступившей во мрак прошлого, тем часом истории, когда на небе вовсе не появлялось солнце, а тогдашние люди, общественное устройство в корне отличалось от того, что мы видим сейчас. А ведь достаточно получше присмотреться к нашей Вселенной, читать каждое утро свежие газеты, чтобы понять: Средневековье у нашего порога, оно не желает уходить прочь и выражает себя не только в материальных памятниках.

Быстрота отдает стахановским движением, которое не нашло последователей среди голубых фуражек. По процессуальному кодексу полагалось на всякое следствие два месяца, а при затруднениях в нем разрешалось просить у прокуроров продления несколько раз еще по месяцу (и прокуроры, конечно, не отказывали). Так глупо было бы переводить свое здоровье, не воспользоваться этими оттяжками и, по-заводскому говоря, вздувать свои собственные нормы. Потрудившись горлом и кулаком в первую ударную неделю всякого следствия, порасходовав свою волю и характер (по Вышинскому), следователи заинтересованы были и дальше каждое дело растягивать, чтобы побольше было дел старых, спокойных, и поменьше новых. Просто неприлично считалось закончить политическое следствие в два месяца. Государственная система сама себя наказывала за недоверчивость и негибкость. Отборным кадрам — и тем не доверяла: наверно, и их самих наставляла отмечаться при приходе и при уходе, а уж заключенных, вызываемых на следствие — обязательно, для контроля. Что оставалось делать следователям, чтобы обеспечить бухгалтерские начисления? Вызвать кого-нибудь из своих подследственных, посадить в угол, задать какой-нибудь пугающий вопрос, — самим же забыть о нем, долго читать газету, писать конспект к политучебе, частные письма, ходить в гости друг ко другу (вместо себя сажая полканами выводных). Мирно калякая на диване со своим пришедшим другом, следователь иногда опоминался, грозно взглядывал на подследственного и говорил:- Вот гад! Вот он, гад редкий! Ну ничего, девять грамм для него не жалко!Мой следователь еще широко использовал телефон. Так, он звонил себе домой и говорил жене, сверкая в мою сторону глазами, что сегодня всю ночь будет допрашивать, так чтобы не ждала его раньше утра (мое сердце падало: значит меня всю ночь!). Но тут же набирал номер своей любовницы и в мурлычащих тонах договаривался приехать сейчас на ночь к ней (ну, поспим! — отлегало от моего сердца). Так беспорочную систему смягчали только пороки исполнителей.

Где мне взять столько времени для того, чтобы читать поменьше? (Карл Краус)

Просматривать, перелистывать книгу - это не чтение. Читать надо так, как слушаешь исповедь человека. Углубляясь в книгу. Тогда она раскроет себя, и ты постигнешь её прелесть. (К.А. Федин)