Значение слова утопия
Утопия в словаре кроссвордиста
утопияУтопия Уто́пия (от «не» + «место»; по другой версии от «благо», то есть «благое место») — изображение идеального общественного строя в прошлом или воображаемом будущем ("ухрония"), либо в якобы уже существовавшей или существующей где-то стране ("гетеротопия"), либо как социальных преобразований, ведущих к воплощению идеала в жизнь.
утопияж.Фантастическая страна с идеальным общественным строем ( описанная в одноименном произведении английского писателя XV - XVI вв. Томаса Мора ) .
утопияI ж.
1.Изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования.
2.Литературное произведение, рисующее такой идеальный общественный строй. II ж.Неосуществимая, несбыточная мечта; фантазия.
утопия( гр. и не, нет + topos место, букв. место, которого нет)
1) изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования (от названия сочинения англ. гуманиста Т. Мора утопия ,
1516); нереальный, неосуществимый на практике план социальных преобразований;
2) фантазия, несбыточная мечта.
утопия
1. ж.
1) Изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования.
2) Литературное произведение, рисующее такой идеальный общественный строй.
2. ж. Неосуществимая мечта; фантазия.
утопиягреч. небывалая, блаженная страна; все мечтательное, несбыточное, грезы о счастии.
утопия[гр. и не, нет + topos место, букв. место, которого нет]
1. изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования (от названия сочинения англ. гуманиста т. мора ,
1516); нереальный, неосуществимый на практике план социальных преобразований;
2. фантазия, несбыточная мечта.
утопияУт`опия, -и (фантастическая страна) и ут`опия, -и (неосуществимая мечта; лит. жанр)
утопиянечто фантастическое, несбыточная, неосуществимая мечта [по названию сочинения английского писателя 16 в. Т. Мора, описавшего воображаемый идеальный общественный строй будущего]
утопия(от греч. u - нет и topos - место, т. е. место, которого нет; по другой версии, от eu - благо и topos - место, т. е. благословенная страна), изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования; жанр научной фантастики; обозначение всех сочинений, содержащих нереальные планы социальных преобразований. Термин происходит от названия книги Т. Мора (16 в.).
утопияутопия
1. ж.
1) Изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования.
2) Литературное произведение, рисующее такой идеальный общественный строй.
2. ж. Неосуществимая мечта; фантазия.
утопияутопии, ж. (от греч. и – не и topos – место).
1. Несбыточная мечта, неосуществимая фантазия.
2. Литературное произведение, рисующее идеальный общественный строй будущего(лит.). Историк 18 в. М. М. Щербаков написал утопию под названием "Путешествие в землю Офирскую". (От названия вымышленной страны Utopia с идеальным общественным строем в одноименном романе англ. писателя Томаса Мора (15 – 16 вв.).)
утопия- (от греч. u - нет и topos - место, то есть место, которого нет; или eu - благо и topos - место, то есть благословенное, лучшее место) - жанр, в основе которого лежит изображение вымышленной страны, призванной служить образцом идеального общественного устройства. Слово У. придумано английским писателем Томасом Мором ("Золотая книга, столь же полезная, сколь и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии" (
1516)). Наиболее известные в мировой литературе У.: "Государство" Платона, "Город солнца" Т. Кампанеллы, "Новая Атлантида" Ф. Бэкона, в русской - "Путешествие в землю Офирскую" М.М. Щербатова, "Сон смешного человека" Ф.М. Достоевского, "Туманность Андромеды" И.А. Ефремова. Ср. антиутопия
утопия(от греч. u v нет и topos v место, т. е. место, которого нет; по другой версии, от ей v благо и topos v место, т. е. благословенная страна), изображение идеального общественного строя, лишённое научного обоснования. Термин 'У.' ведёт происхождение от названия книги Т. Мора (
1516). Понятие 'У.' стало нарицательным для обозначения различных описаний вымышленной страны, призванной служить образцом общественного строя, а также в расширительном смысле всех сочинений и трактатов, содержащих нереальные планы социальных преобразований. В истории человечества У. как одна из своеобразных форм общественного сознания воплощала в себе такие черты, как осмысливание социального идеала, критику существующего строя, стремление бежать от мрачной действительности, а также попытки предвосхитить будущее общества. Первоначально У. тесно переплетается с легендами о 'золотом веке', об 'островах блаженных'. В античности и в эпоху Возрождения У. приобрела преимущественно форму описания совершенных государств, якобы существующих где-то на земле либо существовавших в прошлом; в 17v18 вв. получили распространение различные утопические трактаты и проекты социальных и политических реформ. С середины 19 в. У. всё больше превращается в специфический жанр полемической литературы, посвященной проблеме социального идеала и моральных ценностей. У. разнообразны по социальному содержанию и литературной форме v это различные течения утопического социализма , а также рабовладельческая утопия Платона и Ксенофонта; феодально-теократическая У. Иоахима Флорского, 'Христианополис' (
1619) И. В. Андре и др.; буржуазная и мелкобуржуазная У. v 'Республика Океания' (
1656) Дж. Гаррингтона, 'Взгляд назад' (
1888) Э. Беллами, 'Фрейландия' (
1890) Т. Герцки, а также многочисленные технократические, анархические и др. У. Многие утопические сочинения предлагали решение отдельных проблем: трактаты о 'вечном мире' (Эразм Роттердамский, Э. Крюсе, Ш. Сен-Пьер, И. Кант, И. Бентам и др.), педагогические У. (Я. А. Коменский, Ж. Ж. Руссо и др.), научно-технические (Ф. Бэкон). У. ярко представлена также в истории общественной мысли древнего и средневекового Китая (утопические сочинения Мо-цзы, Лао-цзы, Шан Яна и др.), народов Ближнего и Среднего Востока (аль-Фараби, Ибн Баджа, Ибн Туфайль, Низами и др.), в литературе России 18v20 вв. v 'Путешествие в землю Офирскую' (
1786) М. М. Щербатова, сочинения декабристов и революционных демократов, романы А. А. Богданова и др. По мере развития общественных наук, особенно после возникновения марксизма, У. в значительной мере утрачивает свою познавательную и прогностическую роль. Своим возрождением в 20 в. У. во многом обязана Г. Уэллсу , который не только написал множество утопических произведений, но и считал создание и критику социальных У. одной из основных задач социологии. Ж. Сорель противопоставлял У. как рационализированное ложное сознание социальному мифу как стихийному выражению общественных потребностей: Исследование У. занимает большое место в социологии знания К. Манхейма , стремившегося обосновать отличие У., которая выполняет функции социальной критики, от идеологии, которая, по его мнению, выполняет апологетические функции. Согласно Л. Мэмфорду , основное назначение У. состоит в том, чтобы направить общественное развитие в русло 'уготованного будущего', заставляя массы примириться с ним как якобы с неизбежностью, продиктованной 'технологическим императивом'. Буржуазные социологи, долгое время третировавшие У. как химерические проекты преобразования общества, к числу которых они бездоказательно относили и марксизм, резко меняют своё пренебрежительное отношение к ней после победы социалистической революции в России. Эта переоценка значения У. в целом в общественном развитии была лаконично сформулирована Н. Бердяевым: 'Утопии выглядят гораздо более осуществимыми, чем в это верили прежде. И ныне перед нами стоит вопрос, терзающий нас совсем иначе: как избежать их окончательного осуществления-'. (О. Хаксли приводит это высказывание в качестве эпиграфа к своей книге v см. 'Brave New world', L., 1958, p.
5.) Эта установка, воплотившая в себе волюнтаристскую идею 'исторического произвола', стала лейтмотивом в оценке У. современными социологами-немарксистами; среди них явно возобладало отрицательное отношение к У.: её характеризуют как насилие над действительностью, над человеческой природой, как обоснование и идеализацию тоталитарного строя. Эта тенденция проявилась в широком распространении т. н. антиутопии, назначение которой состоит в том, чтобы изобразить социальные идеалы своего противника в заведомо пугающем или карикатурном виде, предположив их воплощение в жизнь. Хотя подобный приём, близкий к социальной сатире, встречался и прежде, например в творчестве Свифта, Вольтера, С. Батлера, он стал ведущим в жанре У. лишь в 20 в. Наиболее известными сочинениями такого рода являются романы 'Мы' Е. Замятина , 'Отважный новый мир' О. Хаксли и '1984 год' Дж. Оруэлла , в которых воплотились не только враждебность к социализму, но и смятение перед лицом грядущих социальных последствий научно-технического прогресса, стремление отстоять буржуазный индивидуализм от рационализированной технократической цивилизации. Одновременно в ряде антиутопий проявляются законная тревога за судьбу личности в ' массовом обществе ' протест против манипуляции сознанием и поведением личности в условиях государственно-монополистического капитализма. В 60v70-е гг. 20 в., в связи с глубоким идейным кризисом буржуазного сознания, У. привлекает к себе возрастающее внимание общественных деятелей, идеологов и социологов на капиталистическом Западе. С одной стороны, раздаются призывы создать привлекательную для широких масс либерально-демократическую У. в качестве альтернативы марксизму, научному коммунизму с прямой целью идеализировать государственно-монополистический капитализм или морально обосновать программу его обновления посредством 'реформации сверху', противопоставляемой социалистической революции (Ф. Хайек, Ф. Л. Полак, У. Мур). С др. стороны, многие мелкобуржуазные радикалы, идеологи движения 'новых левых', не видя практических путей к достижению социальной справедливости, намеренно становятся на позиции воинствующего утопизма (Ч. Р. Миллс , Г. Маркузе , П. Гудмен, А. Турен, Х. М. Энценсбергер и др.). Для современной буржуазной У. характерно переплетение утопических и антиутопических тенденций, которое выражается в том, что провозглашаемый в ней социальный идеал, как правило, оказывается отталкивающим для широких масс населения, ибо сопровождается отказом от традиционных гуманистических и демократических ценностей ('Второй Уолден' Б. Ф. Скиннера ) Марксистская социология рассматривает У. как одну из форм неадекватного отражения социальной действительности; однако в прошлом У. выполняла важные идеологические, воспитательные и познавательные функции в жизни общества и некоторые из них сохраняет. В соответствии с этим значение У. определяется её классовым содержанием и социальным назначением. У. является выражением интересов определенных классов и социальных слоев, как правило, не находящихся у власти (см. В. И. Ленин, Две утопии, в кн.: Полн. собр. соч., 5 изд., т. 22, с. 117v
21). У. также имеет много общего с социальным мифом по идейному содержанию, с социальной сатирой v по литературной форме, с научной фантастикой v по познавательной функции. Вместе с тем У. обладает целым рядом особенностей: в первую очередь убеждением в возможности разрешения всех противоречий общества однократным применением какой-либо универсальной схемы, рассматриваемой как панацея от любого социального зла. Для У. поэтому характерны антиисторизм, намеренный отрыв от реальности, обычно нигилистическое отношение к действительности, стремление конструировать вещи и отношения по принципу 'всё должно быть наоборот', склонность к формализму, пренебрежение к переходу от реального к идеальному, идеалистическое понимание истории, обнаруживающее себя в преувеличении роли воспитания и законодательства, а также упование на поддержку со стороны выдающихся личностей, обладателей власти, филантропов и т.п. Антиутопия, разделяя органические недостатки утопического сознания, вместе с тем является её своеобразным антиподом в том смысле, что представляет собой отречение от передового социального идеала и призывает к примирению с существующим строем во избежание худшего будущего. В истории общества и общественной мысли У. нередко служила формой выражения революционной идеологии угнетённых масс, как это было во время восстания Аристоника в Пергаме (2 в. до н. э.), 'жёлтых повязок' в Китае (конец 2 v начало 3 вв. н. э.), в ходе крестьянских войн в эпоху феодализма, в период буржуазно-демократических революций. Авторами многих утопических произведений были видные общественные и политические деятели; многие руководители амер. и франц. буржуазных революций испытали серьёзное влияние утопических идей: первые v Гаррингтона, а вторые v Руссо и др. Предпринимались даже попытки осуществить некоторые утопические проекты, например колонии последователей Э. Кабе ( Икария ) в Сев. Америке и др., хотя они и оказались недолговечными. Многие основные принципы освободительного движения трудящихся, нравственные и законодательные нормы, системы педагогики и образования были впервые сформулированы в У. Великие утописты, как отмечал Ленин, '... гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно...' (там же, т. 6, с.
26). Хотя возникновение научного социализма подорвало социальное значение У., лишило её многих прежних функций, У. вообще, в отличие от утопического социализма, не утратила своей роли в качестве специфического жанра литературы. Положительное значение У. в современную эпоху проявляется в двух направлениях: она позволяет предвосхищать вероятное отдалённое будущее, которое на данном уровне познания не может быть научно предсказано в конкретных деталях; она может также предостерегать от некоторых отрицательных социальных последствий человеческой деятельности и др. нежелательных тенденций в обществе. Эти формы У. стимулировали развитие в социологии метода нормативного прогнозирования и сценариев с целью анализа и оценки желательности и вероятности предполагаемого развития событий. См. также статьи Научная фантастика , Фантастика . Лит.: Кирхенгейм А., Вечная утопия, [пер. с нем.], СПБ, 1902; Сорель Ж., Размышления о насилии, [пер, с франц.], М., 1907; Свентоховский А., История утопии, [пер. с польск.], М., 1910; Мортон А. Л., Английская утопия, пер. с англ., М., 1956; Францов Г. П., Исторические пути социальной мысли, М., 1965; Агости Э., Возрожденный Тантал, пер. с псп., М., 1969; Баталов Э. Я., Философия бунта, М., 1973; Wells Н. G., A modern Utopia, L., 1909; его же, Experiment to autobiography, v. 1v2, L., 1934; Mannheim K., Ideology and Utopia, L., 1936; Mueller W. D., Geschichte der Utopia-Romane der Weltliteratur, Bochum, 1938; Dupont V., L'Utopie et ie roman utopique dans la litterature anglaise, Toulouse v P., 1941; Parrington V. L., American dreams; a study of American Utopias, [Providence], 1947; Buber М., Paths in Utopia, L., 1949; Berneri М. L., Journey through Utopia, L., 1950; Ruyer R., L'Utopie et les utopies. P., 1950; Berdiaev N. A., Royaume de l'esprit et royaume de Cesar, Nchat. v P., 1951; Gerber R., Utopian fantasy, L., 1955; Duveau G., Sociologie de l'Utopie et autres essais. P., 1961; P olak F., The image of the future, Leyden v N. Y., 1961; Mumford L., Story of Utopias, N. Y., 1962; Walsh Ch., From Utopia to Nightmare, N. Y., 1962; Bogusiaw R., The new Utopians, Englewood Cliffs (N. Y.), 1965; Utopias and Utopian thought, Boston, 1966; Hillegas М. R., The future as nightmare, N. Y., 1967; Servier J., Histoire de l'utopie, P., 1967; Utopia, ed. G. Kateb, N. Y., 1971; Lapouge G., Utopie et civilisations,
1973. Э. А. Араб-оглы.
утопия«идеальная страна», описанная в одноименной книге Томаса Мора
утопияжанр художественной литературы, близкий к научной фантастике, описывающий модель идеального, с точки зрения автора, общества красивая, но несбыточная мечта
Европейская утопия восходит к Томасу Мору, но и еврейская утопия имеет своих почтенных родоначальников -Теодора Герцля или, скажем, Генри Перейра Мендеса, который в 1899 году выпустил в Hью-Йорке книгу под названием "Взгляд вперед" (ответ на утопию Беллами "Взгляд назад"), значительная часть которой посвящена будущему сионистскому государству.
Усиливается тяга к фрактализации (делению на части): единый мир, живущий по единым правилам, воспринимается уже не как соблазнительная утопия, а как отталкивающая антиутопия.
Заметим, что симметричность пары "утопия - антиутопия" подразумевает выбор личности ответа на вопрос: в каком из миров - лучшем или же худшем она, личность, существует?
Там, где есть прекрасная и наивная утопия, в Зазеркалье всегда таится безобразная циничная антиутопия.
«Собиратель чемоданов» — одновременно и сборник забавных изречений, и утопия, и антиутопия, и приключения почище Гулливеровских, и скрупулезность бытовых зарисовок (почти все действие романа происходит в комнате Коллекционера).
Хотя в школьном курсе литературы учат, что утопия и антиутопия – разные жанры, в жизни почему–то получаются они всегда одинаково.
Ведь все знают: утопия — это там, где очень хорошо, ну просто сил нет, как замечательно; а вот антиутопия — наоборот, там ужас как мрачно, плохо, противно, безнадежно!
С этой точки зрения мы можем назвать роман метаутопией — утопия и антиутопия в нем вступают в не находящий завершения диалог[15].
Можно вложить в эту форму неоруссоистские или технократические воззрения (скажем, «Песни далёкой Земли» Артура Кларка и «Утопия-14» Курта Воннегута); идеи либерально-демократические («Современная утопия» Герберта Уэлса); социалистические («Взгляд назад» Эдварда Беллами) или коммунистические («Туманность Андромеды» Ивана Ефремова, «Возвращение» братьев Стругацких, «Гость из бездны» Георгия Мартынова); тоталитаристские («Поток лиц» Джеймса Блиша и Нормана Найта); бихевиористские («Уолден-два» Бурхауза Скиннера); наконец, экологические («Экотопия» Эрнста Калленбаха)…
Вероятно, все правительства мира станут полностью или почти полностью тоталитарными еще даже до взнуздания атомной энергии; а что они будут тоталитарными во время и после этого взнуздания, кажется почти несомненным. Только широкомасштабное народное движение к децентрализации и самопомощи может остановить современную тенденцию к этатизму. Но в данный момент не видно признаков такого движения.Разумеется, новый тоталитаризм вовсе не обязан походить на старый. Управление с помощью дубинок и расстрелов, искусственно созданного голода, массового заключения в тюрьмы и массовых депортаций является не просто бесчеловечным (никто теперь особо не заботится о человечности), но и явно неэффективным, а в наш век передовой техники неэффективность, непроизводительность — это грех перед Святым Духом. В тоталитарном государстве, по-настоящему эффективном, всемогущая когорта политических боссов и подчиненная им армия администраторов будут править населением, состоящим из рабов, которых не надобно принуждать, ибо они любят свое рабство. Задача воспитания в них этой любви возложена в нынешних тоталитарных государствах на министерства пропаганды, на редакторов газет и на школьных учителей. Но методы их все еще грубы и ненаучны. Старое утверждение иезуитов, будто каждый воспитанный ими ребенок навсегда сохранит внедренные в него религиозные взгляды, было всего лишь похвальбой. А современный педагог, пожалуй, намного слабей в деле привития своим ученикам условных рефлексов, чем преподобные отцы, воспитавшие Вольтера. Наибольшие триумфы пропаганды достигнуты не путем внедрения, а путем умолчания. Велика сила правды, но еще могущественнее — с практической точки зрения — умолчание правды. Просто-напросто замалчивая определенные темы, отгораживая массы «железным занавесом» (как выразился м-р Черчилль) от тех фактов или аргументов, которые рассматриваются местными политическими боссами как нежелательные, тоталитаристские пропагандисты влияют на мнения гораздо действеннее, чем с помощью самых красноречивых обличении, самых убедительных логических опровержений. Но умолчания недостаточно. Чтобы обойтись без преследований, ликвидации и других симптомов социального конфликта, надо позитивные аспекты пропаганды сделать столь же действенными, как и негативные. Самыми важными «манхэттенскими проектами» грядущего будут грандиозные, организованные правительствами исследования того, что политики и привлеченные к участию научные работники назовут «проблемой счастья», имея в виду проблему привития людям любви к рабству. Однако любовь к рабству недостижима при отсутствии экономической обеспеченности; в целях краткости я делаю здесь допущение, что всемогущей исполнительной власти и ее администраторам удастся разрешить проблему этой постоянной обеспеченности. Но к обеспеченности люди очень быстро привыкают и начинают считать ее в порядке вещей. Достижение обеспеченности — это лишь внешняя, поверхностная революция. Любовь к рабству может утвердиться только как результат глубинной, внутриличностной революции в людских душах и телах. Чтобы осуществить эту революцию, нам требуются, в числе прочих, следующие открытия и изобретения. Во-первых, значительно усовершенствованные методы внушения — через привитие малым детям условных рефлексов и, для старших возрастов, применение таких лекарственных средств, как скополамин. Во-вторых, детально разработанная наука о различиях между людьми, которая позволит государственным администраторам определять каждого человека на подходящее ему (или ей) место в общественной и экономической иерархии (Люди неприкаянные, чувствующие себя не на месте, склонны питать опасные мысли о социальном строе и заражать других своим недовольством). В-третьих (поскольку люди частенько ощущают нужду в отдыхе от действительности, какой бы утопической она ни была), заменитель алкоголя и других наркотиков, и менее вредный, и дающий большее наслаждение, чем джин или героин. И в-четвертых (но это будет долговременный проект — понадобятся многие десятилетия тоталитарного контроля, чтобы успешно выполнить его), надежная система евгеники, предназначенная для того, чтобы стандартизовать человека и тем самым облегчить задачу администраторов. В «О дивном новом мире» эта стандартизация изготовляемых людей доведена до фантастических — хотя, наверно, и осуществимых — крайностей. В техническом и идеологическом отношении нам еще предстоит немалый путь до обутыленных младенцев и выпускаемых серийно, методом Бокановского, полукретинов. Но и не такое может осуществиться к шестисотому году эры Форда! Что же касается первых трех черт этого более счастливого и стабильного мира, то эквиваленты сомы, обучения во сне и научной системы каст отстоят от нас, вероятно, не дальше, чем на три-четыре поколения. Да и сексуальный промискуитет «О дивного нового мира» не столь уж от нас отдален Уже и сейчас в некоторых крупных городах Соединенных Штатов число разводов сравнялось с числом браков. Пройдет немного лет, и, без сомнения, можно будет покупать разрешение на брак, подобно разрешению держать собаку, сроком на год, причем вы будете вольны менять свою собаку или держать нескольких одновременно. По мере того как политическая и экономическая свобода уменьшается, свобода сексуальная имеет склонность возрастать в качестве компенсации. И диктатор (если он не нуждается в пушечном мясе либо в семьях для колонизации безлюдных или завоеванных территорий) умно поступит, поощряя сексуальную свободу. В сочетании со свободой грезить под действием наркотиков, кинофильмов и радиопрограмм она поможет примирить подданных с рабством, на которое те обречены.Если все это учесть, то похоже, что Утопия гораздо ближе к нам, чем кто либо мог вообразить всего пятнадцать лет назад. Тогда она виделась мне в дальнем будущем, через шесть столетий. Сейчас мне кажется вполне возможным, что не пройдет и сотни лет, как мы очутимся во власти этого кошмара. При условии, конечно, что прежде не разнесем себя на мелкие кусочки. По сути дела, если мы не изберем путь децентрализации и прикладную науку не станем применять как средство для создания сообщества свободных личностей (а не как цель, для которой люди назначены служить лишь средством), то нам останутся только два варианта либо некое число национальных, милитаризованных тоталитарных государств, имеющих своим корнем страх перед атомной бомбой, а следствием своим — гибель цивилизации (или, если военные действия будут ограничены, увековечение милитаризма), либо же одно наднациональное тоталитарное государство, порожденное социальным хаосом — результатом быстрого технического прогресса вообще и атомной революции в частности; и государство это под воздействием нужды в эффективности и стабильности разовьется в благоденственную тиранию, воплощенную в Утопии. Плати, хозяин, деньги и бери, которую из трех облюбовал.
Транслитерация: utopiya
Задом наперед читается как: яипоту
Утопия состоит из 6 букв