Значение слова покуда

И покуда ровно, едва сотрясая корпус, гудит в корме дизель, покуда слегка поваливается вниз и так же взмывает кубрик, покуда вокруг меня все прибавляется матросов, все усиливается и учащается говор, покуда я слушаю и смотрю вокруг - на лица, на одежду, на койки, на трап, на потолочные иллюминаторы, стараясь все это запомнить,- мысли мои гуляют далеко, пока наконец я не потрясаюсь вдруг радостью и удивлением, что я здесь, на Белом море, в этом кубрике, среди этих людей.

Жадность, с какою читатель всегда поглощает издания этого рода, обычно объясняется желанием узнать взгляды и суждения знаменитых людей в часы, когда они бывали откровенны и говорили без прикрас, и стремлением вчитаться и оценить их мысли, покуда золото - еще лишь грубая руда, покуда оно не очищено, покуда не превращено в отшлифованные изречения и звонкие строфы.

Шум, пляски и веселье не смолкали до самого утра, покуда новый день не сменил предыдущий, покуда новый Отец не взял покровительство над деревней на себя, покуда Стрелок не получил ясеневый посох — символ мира, отеческой власти и спокойствия, в тот миг, когда солнце показалось над верхушками деревьев.

Мы, конечно, знаем по опыту, что и это сознание может со временем обратиться в привычку и в этом качестве утратить все признаки совестливости, но покуда эта метаморфоза не совершилась, покуда сознание живо и искренно, и покуда, сверх того, в нем заключается последнее слово, до которого додумалось цивилизованное общество, оно может даже принести известную долю пользы.

Однако до поры до времени он хранил ее про себя; стремительной, но ровной рысью он объехал стоявшие на площади фургоны и свернул в широкую улицу, где люди, которых Баярд называл нищими, носились взад-вперед в своих автомобилях; он хранил ее про себя, покуда они не выбрались за город и не поскакали по опушенным первой зеленью окрестностям, где тоже – хотя и не так часто – попадались моторизованные нищие, и покуда хозяин его не расположился поудобнее в предвкушении изменчивых и мирных впечатлений однообразного четырехмильного пути.

Поэтому во мне и отзывается болью и этот закуток у меня в голове, про лебедя я слышал, но вот пылающего жирафа и параноидально-критический метод я не то чтобы выдумал и не то чтобы хотел выдумать, просто такое уж у меня мышление, что этакие вещи сами собой лезут туда -- ибо мне мало того, что я услышу, я должен додумывать, это моя профессия, которую я не выбирал, она была мне навязана, и я ее когда-то очень любил, покуда был сильным, покуда мне льстило, какая это честь для меня -- эта игра всерьез, которая, однако, теперь страшит меня так же, как прежде я гордился тем, что пил, даже когда мне этого не хотелось, что я был хулиганом, как Есенин, про которого я не стал ничего додумывать, ибо он умер молодым, а мне уже будет семьдесят пять...

Нет, это тренировка вихрастого малютки комсомола под руководством агитмамушек, бабушек, нянюшек, чтобы он, Васенька, топнул, чтобы он, Васенька, вдарил, а мы покуда чернявого придержим, мы покуда вокруг попляшем...

Жена услышала, как машина выехала со двора, но покуда она прислушивалась, покуда дотянулась до окна, Арто уже запер ворота снаружи.

Я видел: покуда мы не свернули в сторону, покуда мы не отъехали на порядочное расстояние, мальчуган стоял у начала тропинки, долго и печально кивал головой и махал руками, зовя нас обратно.

И покуда скованный со мной верзила-негр жаловался, что из-за ареста он потеряет обещанную ему работу в прачечной, перемежая, впрочем, свои сетования шутками и смехом, и покуда поезд мчался в Буффало, я разговорился с этим человеком, сидевшим позади меня.

Поработаю до конца месяца, получу свои полсотни долларов да закачусь на всю ночь к девочкам. Или буду сидеть в бильярдной до тех пор, покуда все не разойдутся по домам. А потом вернусь и буду вкалывать ещё с месяц, и получу ещё полста монет.

Кирьянова: — Знаете, товарищ старшина, есть вопросы, на которые женщина отвечать не обязана. Васков: — Нету. Нету здесь женщин! Есть бойцы и есть командиры. Война идёт, и покуда она не кончится — все в среднем роде ходить будем. Кирьянова: — То-то у вас постелька до сих пор распахнута, товарищ старшина среднего рода…

Тяните жилы, покуда живы!

Ничего он покуда не добился, замучился только вконец, серый какой-то стал, молчаливый, и глаза у него сделались как у больного пса, даже слезятся. Будь на его месте кто ещё, напоил бы я его в дым, свел бы к хорошей девке, чтобы расшевелила, а наутро бы снова напоил и снова к девке, к другой, и был бы он у меня через неделю как новенький — уши торчком, хвост пистолетом. Только вот Кириллу это лекарство не подходит — не стоит и предлагать, не та порода.

Некогда спать, некогда! Ни днем, ни ночью не могу я уснуть, покуда беспредел этот в стране нашей творится!

Вы, конечно, знаете, пригожие дамы, что всем нам свойственно видеть сны, причем некоторые сны спящий, покуда он спит, целиком принимает за истину; когда же он просыпается, то иные сны представляются ему вещими, иные — правдоподобными, иные — совершенно невероятными, со всем тем многие сны потом сбываются. Вот почему многие так же верят в сон, как в явь; сны то огорчают их, то радуют — смотря по тому, что они в них вселяют: страх или же надежду. Есть, однако, и такие, которые не верят в сны до тех пор, пока с ними не стрясется беда, которая им была предсказана во сне. А я — ни на чьей стороне, потому что не все сны вещие и не все обманчивые... По моему разумению, человек, который живет и поступает по совести, не должен бояться какого-либо смутного сна или же отступаться из-за него от своих добрых намерений.

Розы и электрошок, дельты в хаки и струя чесночной вони — эта связь уже нерасторжимо закреплена, прежде чем ребенок научился говорить. Но бессловесное внедрение рефлексов действует грубо, огульно; с помощью его нельзя сформировать более тонкие и сложные шаблоны поведения. Для этой цели требуются слова, но вдумывания не нужно. Короче, требуется гипнопедия.— Величайшая нравоучительная сила всех времен, готовящая к жизни в обществе.Студенты записали это изречение в блокноты. Прямехонько из мудрых уст.Директор опять включил рупор.— ...страшно умные, — работал тихий, задушевный, неутомимый голос. — Прямо чудесно, что я бета, что у нас...Словно это падает вода, капля за каплей, а ведь вода способна проточить самый твердый гранит, или, вернее, словно капает жидкий сургуч, и капли налипают, обволакивают и пропитывают, покуда бывший камень весь не обратится в ало-восковой комок.— Покуда наконец все сознание ребенка не заполнится тем, что внушил голос, и то, что внушено, не станет в сумме своей сознанием ребенка. И не только ребенка, а и взрослого — на всю жизнь. Мозг рассуждающий, желающий, решающий — весь насквозь будет состоять из того, что внушено. Внушено нами! — воскликнул Директор торжествуя. — Внушено Государством! — Он ударил рукой по столику. — И, следовательно...Шум заставил его обернуться.— О господи Форде! — произнес он сокрушенно. — Надо же, детей перебудил.

Навет — не помеха, покуда есть Вера!Стена — не преграда для тех, кто в пути.И окрик — не сила, и выстрел — не мера,Когда тебе солнце шепнуло: "Лети!"

Проблема здесь простая: имеет ли право всякое мнение — каким бы непопулярным, каким бы даже дурацким оно ни было, — имеет ли оно право быть выслушанным? Задайте вопрос в такой форме, и, наверное, любой английский интеллигент почувствует, что следует сказать «да». Но придайте вопросу конкретную форму, спросите: «А как насчет критики Сталина? Она имеет право быть выслушанной?» — и ответ, почти наверняка, будет «нет». В тот момент, когда ставится под сомнение господствующая точка зрения, принцип свободы слова дает сбой. Дело, однако, в том, что, требуя свободы слова и свободы прессы, никто не требует абсолютной свободы. Покуда существуют организованные общества, должна существовать или, во всяком случае, будет существовать некоторая степень цензуры. Но свобода, как сказала Роза Люксембург, — значит «свобода для другого». Этот же принцип содержится в знаменитых словах Вольтера: «Мне отвратительно то, что вы говорите, но я буду стоять насмерть за то, чтобы вы имели право это говорить». Если понятие интеллектуальной свободы, которое, вне всякого сомнения, всегда было отличительной чертой западной цивилизации, имеет какой-нибудь смысл, то означает оно, что у всякого должно быть право говорить и печатать вещи, почитаемые им за истину, при одном только условии, что это не наносит явного вреда остальной части общества. И буржуазные демократии, и западные варианты социализма до недавних пор считали этот принцип само собой разумеющимся. Правительство наше, как я уже писал, и сегодня, по крайней мере, ведет себя так, как будто его уважает. Простые люди с улицы — возможно, отчасти потому, что идеи не занимают их настолько, чтобы быть к ним нетерпимыми, — все же смутно ощущают: «Что ж, каждый может иметь свое мнение». И только, или, во всяком случае, главным образом, литературная и научная интеллигенция, те самые люди, которые должны бы быть защитниками свободы, пренебрегают этим принципом как в теории, так и на практике.

Такова уж человеческая натура: мы никогда не видим своего положения в истинном свете, пока не изведаем на опыте положения ещё худшего, и никогда не ценим тех благ, какими обладаем, покуда не лишимся их.