Значение слова ну и

Царевич Андрей: — Доверчивый ты старичок, Ваше Беззаконие. Чудо-юдо: — Это почему? Царевич Андрей: — Малознакомому человеку такое дело доверяешь. Чудо-юдо: — Какое дело? Царевич Андрей: — Салфеточку подвязывать. Чудо-юдо: — Ну и что? Царевич Андрей: — Узелок-то можно и потуже затянуть. Чудо-юдо: — Ты, царевич, того, думай, чего говоришь-то! Царевич Андрей (обиженно): — А ты, Ваше Беззаконие, не того опасайся, кто, не подумавши, скажет, (шёпотом) а того… кто, не сказавши, подумает!..

Марта: Доктор, это профессор. У него есть часы, часы-«луковица», как и у тебя. Такие же надписи, всё такое же.Доктор: (в ужасе) Не издевайся.Марта: Я спросила его, и он сказал что у него они всегда были.Джек: Ну и что, так у него такие же часы.Марта: Но это не часы, это штука, хамелеонная штука.Доктор: Нет, нет, нет, это такая штука, это устройство, оно переписывает биологию. Превращает Повелителя времени в человека.(Джек смотрит на них.)Марта: Это точно такие же часы!Доктор: (в отчаянии) Не может быть…

Мастер: На счёт ноль, чтобы отметить этот день, ребёнок Марта Джонс умрёт. (Улыбается) Моя первая кровь, ха. Последние слова есть?… Нет?… разочарован в этой. В былые времена, Доктор, твои компаньоны могли принимать в себя временной вихрь… А эта бесполезна. (Марте) Преклонись. И так, я обязан, как Мастер всего, установить с этого дня новую власть Повелителей времени. С этого дня…(Марта начинается смеяться.)Мастер: Что… что смешного?Марта: Оружие.Мастер: И что такого?Марта: Оружие из четырёх частей.Мастер: Да?… Я же его уничтожил.Марта: Оружие, из четырёх частей разбросанных по всему миру. Ну… ты что? Действительно поверил?!Мастер: (неуверенная улыбка) Ты о чём?Доктор: … Как будто я бы попросил её убить…Мастер: Ну и что? Без разницы! Она как раз там где мне надо!Марта: Но я же знала что профессор Дохерти сделает. Сопротивление знало о её сыне… Я рассказала ей об оружии чтобы она доставила меня сюда. В нужный момент.Мастер: (покровительно) Но ты же всё равно умрёшь.Марта: Ты хочешь знать чем я занималась пока путешествовала по миру?Мастер: (сердито) Расскажи.Марта: Я рассказывала историю, и всё. Никакого оружия, только слова. Я делала то что мне сказал Доктор. Я ходила по континентам, сама по себе, и везде я находила людей и рассказывала ему мою историю… Я рассказывала им о Докторе… И я просила их передать её дальше. Распространить слово чтобы всякий знал о Докторе.Мастер: Вера и надежда? И это всё?!Марта: Нет! Потому что я дала им инструкцию. Как сказал Доктор…Доктор: (в воспоминании) Используй отсчёт.Марта: Я сказала им что если каждый подумает об одном слове, в определённое время--Мастер: Ничего не случится! Это и есть твоё оружие? Молитва?!Марта: По всему миру! Одно слово, одна-единственная мысль, в определённый момент! Но с пятнадцатью спутниками!Мастер: (медленно) Что?Джек: Сеть «Архангел».Марта: Телепатическое поле, связывающее всё человечество вместе. Всех до единого, каждого человека на Земле, думающего об одном и том же одновременно! И это слово - Доктор!

Судьи — они судьи и есть. Заплатишь им побольше, ну и рассудят по-твоему, боятся, что их под зад коленом с места турнут.

Но при такой откровенной машинности Особого Совещания — зачем еще суды? Зачем конка, когда есть бесшумный современный трамвай, из которого не выпрыгнешь? Кормление судейских? Да просто неприлично демократическому государству не иметь судов. В 1919 году 8 съезд партии записал в программе: стремиться чтобы все трудящееся население поголовно привлекалось к отправлению судейских обязанностей. «Все поголовно» привлечь не удалось, судейское дело тонкое, но и не без суда же совсем! Впрочем, наши политические суды — спецколлегии областных судов, военные трибуналы (а почему, собственно, в мирное время — и трибуналы?), ну и все Верховные — дружно тянутся за ОСО, они тоже не погрязли в гласном судопроизводстве и прениях сторон. Первая и главная их черта — закрытость. Они прежде всего закрыты — для своего удобства. И мы так уже привыкли к тому, что миллионы и миллионы людей осуждены в закрытых заседаниях, мы настолько сжились с этим, что иной замороченный сын, брат или племянник осужденного еще и фыркает тебе с убежденностью: «А как же ты хотел? Значит, касается дело… Враги узнают! Нельзя…» Так, боясь, что «враги узнают», и заколачиваем мы свою голову между собственных колен. Кто теперь в нашем отечестве, кроме книжных червей, помнит, что Каракозову, стрелявшему в царя, дали защитника? Что Желябова и всех народовольцев судили гласно, совсем не боясь, «что турки узнают»? Что Веру Засулич, стрелявшую, если переводить на наши термины в начальника московского управления МВД (хоть и мимо головы, не попала просто) — не только не уничтожили в застенках, не только не судили закрыто, но в ОТКРЫТОМ суде ее ОПРАВДАЛИ присяжные заседатели (не тройка) — и она с триумфом уехала в карете? Этими сравнениями я не хочу сказать, что в России когда-то был совершенный суд. Вероятно, достойный суд есть самый поздний плод самого зрелого общества, либо уж надо иметь царя Соломона. Владимир Даль отмечает, что в дореформенной России «не было ни одной пословицы в похвалу судам»! Это ведь что-нибудь значит! Кажется, и в похвалу земским начальникам тоже ни одной пословицы сложить не успели. Но судебная реформа 1864 года все же ставила хоть городскую часть нашего общества на путь, ведущий к английским образцам, так восхищавшим Герцена.

Если по итогам матча тебя захотели отблагодарить - пожалуйста. Нет - ну и ладно.

Алекс: Ну и как его зовут?

Гиббс: Ну и гавнюк же ты!

Пятый Доктор: Похоже, я уже не тот, каким был раньше... Ну и слава богу.

Да. Ну и как тебе Авоська с Кузей?