Значение слова ехать

Да, что ж ты, не стой!Ну, дай мне проехать, дай выйти на волю,Давно я не ела, терплю я до боли.Москва стоит, стоит моя столица,Уж лучше бы ты ехала на спицах,Велосипеды меньше места занимают,Велосипедисты меж собой не лают».— Так пела сидя девушка в авто.А тут один, устал стоять по пробкам,Достал пистолик, стрельнул и не робко.Стрелял он в тех, кто ехать так мешал,И с кровью свою нервность он смешал.«А я пойду пешком без автостопа,Нырну в метро, где нет машин потопа.»— Мечтала так девица сидя в пробке.Для столицы нужны новые машины,Туалеты био надо в них вместить,Люди — роботы столичные мужчины,«Тормоз — ехать» — две команды в них внедрить.Очень трудно быть в столице на колесах,Не уснуть бы за рулем в забвенье грезах.Санэпидемстанция Москву не закрывает,Целые потоки мучаются зря,Нервы и здоровье за рулем срывают,И за руль садятся, чуть взойдет заря.Вот она — столица, странная девица,Косы распустила, словно шлейф дорог,И сидит девица за рулем, как львица,И давно сомкнула от молчанья рот.Нет, не успевает, венчанною не быть,На алтарь упала солнечная пыль.Сто метров.

Но солнышка коснулся горизонт.Приехать ночью, есть ли здесь резон?11Вот так всегда, здесь – час, там – полтора.Куда тут ехать – ночевать пора!Но ведь ночевка не входила в планы.Сейчас поехать?

Я, почти не дыша, смотрела, как она одергивает несчастного безответного Мулю («Муля, не нервируй меня!» — фраза, ставшая крылатой), забирает у него стакан газировки («Тебе вредно много жидкости!»), грозится уехать к маме («А ведь обещал на руках носить!»), уговаривает маленькую героиню фильма ехать на дачу («Наташенька, чего ты хочешь — поехать на дачу или чтоб тебе оторвали голову?»)…

Меня уверяли, что дорога до отряда вполне безопасна, советовали спешить и подбить ехать с собой нескольких других корреспондентов, так как в компании ехать сподручнее, да и следовало иностранным корреспондентам проехать по новой, проложенной русскими войсками через Балканы дороге.

В 1964 г., последнем году его жизни, когда я не могла поехать с ним, он, здоровый, сильный, опустился передо мной на колени и, целуя мои руки, говорил: "Скажи только слово: ехать или не ехать?

Неужели, если вы едете куда-нибудь, мне непременно надо ехать с вами, а если я захочу поехать куда-нибудь, так и вы должны ехать со мной!

Соберешься в субботу поехать на стадион, Карлуша тут как тут: "По какому шоссе поедешь?" Ты ему: "По Двадцать шестому, наверное", он сразу начнет тебя уговаривать ехать только по Седьмому, обязательно вытащит блокнотик и карандашик, все тебе нарисует, чтобы убедить тебя ехать именно по Седьмому.

Если выехать из городка и ехать на юг приблизительно часа два, то можно выехать на пляж, хотя в основном я предпочитаю ходить к озеру в глубине леса.

Мне совсем не хочется ехать в Буэнос-Айрес, мне совсем не хочется ехать в Рио-де-Жанейро, говорят, красивые места, ну и пусть они существуют, я им зла не желаю, но ехать туда не хочу!

Дело шло, сколько я мог догадаться, о том, ехать или не ехать куда-то;: дочери хотелось ехать, мать доказывала, что успеют-де наездиться и в Петербурге.

Я распрощался с вами, чтобы ехать на маскарад в Варьете. Мне говорили о нем как о достопримечательности, достойной нашего примечательного времени. Вы отговаривали меня, советовали не ездить - нелегкая путала меня. О, почему вы, бытописатель, не видели этого зрелища? Почему не было там ни Гофмана, ни Калло, дабы изобразить фантастическую и гротескную картину, которая развернулась перед моими глазами? Я ушел из пустой и унылой Оперы и очутился в переполненном и оживленном Варьете; зала, коридоры, ложи, партер - все кишело народом. Я обошел залу: двадцать масок окликнули меня по имени и сказали, как их зовут. Здесь присутствовали крупнейшие аристократы и финансисты в гнусных маскарадных костюмах Пьеро, возниц, паяцев, базарных торговок. Все это были люди молодые, благородные, отважные, достойные уважения; позабыв о своем громком имени, об искусстве или политике, они пытались возродить бал-маскарад эпохи Регентства, и это среди нашей строгой и суровой жизни! Мне говорили об этом, но я не верил рассказам!.. Я поднялся на несколько ступенек и, прислонившись к колонне, наполовину скрытый ею, устремил взгляд на человеческий поток у своих ног. Эти домино всевозможных расцветок, эти пестрые наряды, эти вычурные костюмы являли собой зрелище, в котором не было ничего человеческого. Но вот заиграл оркестр. О, что тут началось!.. Странные существа задвигались под его звуки, долетавшие до меня вместе с криками, хохотом, гиканьем; маски схватили друг друга за руки, за плечи, за шею; образовался огромный движущийся круг; мужчины и женщины шумно топали ногами, поднимая облака пыли, и в белесом свете люстр были видны ее мельчайшие атомы; скорость вращения все увеличивалась, люди принимали странные позы, делали непристойные движения, дико орали; они вращались все быстрее и быстрее, откинувшись назад, как пьяные мужчины, воя, как погибшие женщины, и в этих воплях звучала не радость, а исступление, не ликование, а ярость, точно это был хоровод душ, проклятых Богом, которые осуждены мучиться в аду за свои прегрешения. Все это происходило передо мной, у моих ног. Я ощущал ветер, поднимаемый стремительным бегом масок; каждый мой знакомец, проносясь мимо, кричал мне какую-нибудь непристойность, от которой лицо мое заливала краска. Весь этот шум, гам, вся эта неразбериха были не только в зале, но и у меня в голове. Вскоре я уже перестал понимать, сон это или явь; я вопрошал себя, кто из нас безумен - они или я; меня обуревало нелепое желание броситься в этот пандемониум, по примеру Фауста, оказавшегося на шабаше ведьм, и я чувствовал, что сразу уподоблюсь этим людям, буду испускать такие же дикие крики, делать такие же непристойные жесты, телодвижения и хохотать, как они. О, отсюда до подлинного, безумия был всего один шаг. Меня обуял ужас, я выскочил из залы, преследуемый до самой парадной двери воплями, походившими на любовный рык, вылетающий из логова диких зверей.

Не Ленинград, а Петербург. Питер! Красивый город, но провинция. В Москву ехать надо, в Москве вся сила. Я тут разгребу чуть-чуть, и в Москву.

Не стоит ехать вокруг света, чтобы сосчитать кошек в Занзибаре.

Что делать, что делать? Брать Белку — ехать на стрелку.

Я не вижу в этом ничего плохого. Ну почему. Мы всё время говорим, что нам надо использовать все возможности. Все структуры. В том числе и… и люди, которые занимаются бизнесом. Ну, а как же мы должны задействовать? Через чего? Что тут особенного? Я в этом ничего особенного не вижу. Решение принимает президент и правительство. Заявление, ну я просто могу сказать: жаль. Мне просто жаль времени. Даже времени вот сейчас объяснять эту ситуацию почему. Это обычная, мне кажется, игра. Непотребная по всему. По сегодняшним проблемам и времени. Чтобы мы могли сегодня выпустить такой мощный залп, как говорят, из-за того, чтоб кого-то куда-то назначили… Можно подумать, что у нас другого… других забот нет. Я этого не понимаю. Если это политическая игра, если это показуха, если она кому-то нужна, если она что-то решает или она если что-то делает, но только не делает не то, что нужно сегодня для России. Для страны. Мне так и хочется сказать: «Да люди! Не обращайте вы на это внимания». Не до этого нам. Не до этого нам сегодня. И сейчас. Во-первых, только-только как начинаем выходить на какие-то согласованные действия, только-только вышли. Ещё не… не провели даже первого заседания. И вот смотрите, — такое впечатление у меня сегодня, — для меня это было неожиданно. Что именно ждали какого-то момента, чтобы сразу тут. Разбежаться. Я убеждён, люди наши не понимают, что это такое даже. Что здесь происходит. Жаль ещё раз. Это игра. И я никак не могу её по-другому оценить. Никак по-другому не могу оценить. Человек будет заниматься проблемами… Чечни… Чечни. Я уже здесь, посмотрите, сколько времени. В этой… в этой, как говорится… здесь. Прокручиваю все эти проблемы. Ещё никто не пришёл ко мне и не сказал: «Виктор Степанович, дайте я позанимаюсь». «Пошлите меня туда». Или: «Направьте меня». Или: «Возьмите сюда». «Но я буду этим заниматься». Вот мне Рыбкин… Сегодня Иван Петрович. Сказал, что первый человек, который вот… без всяких. Сказали ему: «Чечня» — он: «Всё». «Буду, буду заниматься». Потому что эта проблема слишком серьёзная, и потом: что это такое? Мы какое государство? Мы говорим, нам нужно единение, нам нужно привлекать. Всех. Не привлекать, а вовлекать. В решение проблем. Мы тут же сразу врастопырку. «Он нам не нравится». Так мало ли кто мне не нравится? И нам. Нам что тут? Нам же не за столом сидеть. А нам дело надо делать. Вот что я не понимаю. И не приемлю, между прочим. Ещё только потому, что вот такой ещё раз залп, который сегодня выпустили… Я понимаю, что сегодня или завтра люди… а… значит, начнут думать о нас. У нас других забот нет. Как обсуждать, кого назначили зам… Заместителем. Секретарём. Совета безопасности. Убеждён, и не знают, что это за Совет. Совет. Советники. А решение принимает президент и правительство. И никто другой. Все остальные готовят советы. Советы. Решения. Что тут непонятного. И ещё: вокруг этого затеяли такие разговоры. Неправильно это. Дальше ехать некуда. Это вопрос правительства. Нам его нужно при… при… Не просто рассмотреть, надо понять в конце концов, что происходит в стране. А самое главное, что происходит здесь. В Москве. В ведомствах наших. Как организована работа. Приходится удивляться просто, просто удивляться. Вся информация, которая идёт, особенно всё, что плохо. А сегодня, слава богу. Проблем хватает. Их много. Идёт мгновенно. Зачастую идёт, как говорят, из хорошо информированных источников. Значит, мы с вами не информированы. За нас всё это делают. (Выступление после заседания правительства 30 октября 1996 года).

Скажи, маленькая, что ты хочешь: чтоб тебе оторвали голову — или ехать на дачу?

Дословный перевод: Лучше ехать и надеяться, чем приезжать.

Русский аналог: Ехать в Тулу со своим самоваром. Идти в лес со своими дровами.

Будет пора и нам ехать со двора.

Без сомнения, нам следует ехать туда, где нас не будут искать. А никому не придёт в голову искать нас среди пуритан. Потому примкнём к пуританам.