Значение слова гегелевский
гегелевскийГ`егелевский, -а, -о и г`егелев, -а, -о (от Г`егель)
И в этой цепи Карсавин сближает свою концепцию триединства не столько с гегелевской триадой (как большинство русских философов, начиная с Хомякова, он ощущал чуждым себе гегелевский пафос самодовлеющего отвлеченного мышления), сколько с идеями одного из главных предшественников Гегеля, знаменитого философа Возрождения Николая Кузанского (1401 — 1464).
После более чем столетия разрывов, "преодолений" - вкупе с "перевертываниями" или же без таковых, - отношение к Гегелю никогда еще не было столь же мало определимым: некое безоговорочное сообщничество сопровождает гегелевский дискурс, "принимает его всерьез" до конца, без какого бы то ни было возражения в философской форме, и в то же время некий взрыв смеха выходит за его пределы, уничтожает его смысл, в любом случае отмечает ту точку "опыта", в которой он сам себя расшатывает, а сделать это можно, лишь хорошо видя и зная, над чем смеются.
История общечеловеческих открытий всегда развивается таким образом - сначала окольный по сути, хотя и пафосный путь, пытающийся оседлать нащупываемую общечеловеческую тенденцию из специальных ортодоксально или официально рациональных подходов, в результате чего получается нежизнеспособный (короткоживущий) гибрид, некоторый уродливый и громоздкий фантазм будущего реального открытия - например, "самодвижущаяся, безлошадная повозка" (еще не автомобиль); затем - как евангельская "молния от края до края неба", как гегелевский скачок - реальное открытие, меняющее жизнь человечества, высвечивающее "окольность" первоначального пафосного пути.
Точно так же, невозможно предполагать наличие разума и у сознательно действующего объединения людей (дух классической научности квалифицирует трансцендентальный субъект, гегелевский абсолютный дух и общественное сознание исторического материализма как всего лишь удобные конвенциальные метафоры, за которыми не стоит никакой устойчивой и твердой реальности).
Но поскольку он не гегельянец (в западной этике доминирует не гегелевский, а кантовский образ этики), он не в силах преодолеть это отчуждение.
Трансцендентальный человек находится по ту сторону уже объективированного противоположения индивидуального и универсального, он и универсальный, и индивидуальный человек, но он не есть ни универсальный разум, ни кантовское трансцендентальное сознание, ни гегелевский мировой дух, он есть человек.
Как идеалист, Гегель сводит человеческое общество к общественному сознанию, поэтому гегелевский «объективный дух» есть общественное сознание.
Но эта удивительная параллель при ближайшем рассмотрении перестает казаться столь неожиданной, поскольку, когда Уильям Джеймс вернулся в Европу во второй половине XIX века, он, как Кьеркегор, который писал тремя десятилетиями ранее, подключился к наступлению на гегелевский панреализм, который отождествлял истину с абстрактными концепциями.
Казалось бы, самоочевидно, что гегелевский тезис о разумности всего сущего абсолютно противоречит фактам и потому просто не должен был бы появиться: «неразумность» социальных и государственных институтов, не говоря уж о поведении множества людей, слишком упрямый факт.
Транслитерация: gegelevskiy
Задом наперед читается как: йиксвелегег
Гегелевский состоит из 11 букв