Значение слова верую

«Я верую в Россию, – говорит он, – я верую в ее православие… Я верую в тело Христово… Я верую, что новое пришествие совершится в России… Я верую…».

Не ищу разуметь, дабы уверовать, но верую, дабы уразуметь; ибо верую и в то, что если не уверую, не уразумею.

Это не литературные реминисценции, коими переполнены сочинения знаменитой американки с ее явным пристрастием к отвлеченным пассажам вроде следующего: «Я верую в Бога, верую в Человека, верую в силу Духа.

Попадая на парижские бульвары, я посмеиваюсь над своей глупостью, но стоит мне вернуться в Карнак, – и я опять верующий; я верую бессознательно, у меня нет определенной религии, но я принимаю их все.

А поскольку такая установка сознания почти неизбежно связана с внутренним колебанием, поскольку исповедание «верую» перед лицом честного, правдивого самосознания часто означает, строго говоря, «не верую, но хотел бы верить и уговариваю самого себя, что верю» – это есть прямо грех перед Богом как Духом истины.

И должно быть, несколько веков назад люди мыслили по-иному, хотя уже в семнадцатом веке Паскаль записал: «Для человека противоречить, верить и во всем сомневаться — то же, что для коня скакать», а в девятнадцатом веке Эмили Дикинсон скажет: «Я верую и не верую по сто раз в час, / Поэтому вера сохраняет гибкость.

Я не верую в Бога, но ясно понимаю, что мое неверие (равно как и вера верующих) не может быть ни доказано, ни опровергнуто логикой или экспериментом.

Если кто не знает, курение приводит к мозговому выбросу допамина — вещества, которое отвечает за ощущение благополучия: курильщик берет это благополучие в долг у своего будущего и превращает его в проблемы со здоровьем— Слушай, а что у тебя в этом мешочке на груди?— Крест, — сказал он.— Крест? Ты носишь крест? Он кивнул.— А зачем ты его прячешь? Ведь теперь можно.— Можно-то можно, — сказал он. — Только он мне грудь прожигает, когда превращаюсь.— Больно?— Не то чтобы больно. Просто каждый раз паленой шерстью пахнет.— Хочешь, я тебя мантрочке одной научу, — сказала я. — Тогда никакой крест тебе ничего больше прожигать не будет.— Ну вот еще. Стану я твои бесовские мантрочки читать, чтобы крест мне грудь не жег. Ты чего, не понимаешь, какой это грех будет?Я поглядела на него с недоверием.— Погоди-ка. Ты, может быть, и верующий?— А то, — сказал он. — Конечно, верующий.— В смысле православного культурного наследия? Или всерьез?— Не понимаю такого противопоставления. Это ведь про нас в Священном Писании сказано «Веруют и трепещут». Вот и я — верую и трепещу.— Но ведь ты оборотень, Саша. Значит, по всем православным понятиям, тебе дорога одна — в ад. Зачем, интересно, ты себе такую веру выбрал, по которой тебе в ад идти надо?— Веру не выбирают, — сказал он угрюмо. — Как и родину.— Но ведь религия нужна, чтобы дать надежду на спасение. На что же ты надеешься?— Что Бог простит мне темные дела.— И какие же у тебя темные дела?— Известно какие. Образ Божий потерял. И ты вот…Я чуть не задохнулась от негодования.— Значит, ты считаешь меня не самым светлым и чистым, что есть в твоей волчьей жизни, а, наоборот, темным делом, которое тебе искупать придется? Это меня? Тебе, волчина позорный?Он пожал плечами.— Я тебя люблю, ты знаешь. Дело не в тебе лично. Просто живем мы с тобой, того…— Что — того?Он выпустил клуб дыма.— Во грехе…Мой гнев моментально угас. Вместо этого мне стало так весело, как давно уже не было.— Так, интересно, — сказала я, чувствуя, как по горлу поднимаются пузырьки смеха. — Я, значит, твой грех, да?— Не ты, — сказал он тихо, — а это… — Что?— Хвостоблудие, — сказал он совсем тихо и опустил глаза.