Значение слова отдаю

За эту открытую борьбу, за эту речь, за эту гласность – я остаюсь здесь; за нее я отдаю все, я вас отдаю за нее, часть своего достояния, а может, отдам и жизнь в рядах энергического меньшинства, «гонимых, но не низлагаемых».

Книга "Сердце отдаю детям" была первой в области педагогической пауки работой, отмеченной Государственной премией УССР (1974 г.), а дилогия "Сердце отдаю детям" и "Рождение гражданина" получила в 1973 г.

Прозвучал призыв подойти к алтарю, праведники молились и прославляли Господа, и то было не тихое поклонение верующих, исследующих внутренним взором свою душу, но исполненное страстью действо, во время которого люди запрокидывали головы и громко взывали к Небесам, женщины рыдали, мужчины кричали, а пианино продолжало играть снова и снова мелодию гимна«Господь, я отдаю себя Тебе, Господь, я отдаю себя Тебе»...

Забирай, отдаю ни за грош.Отдаю за любовь, а вернее – за отблеск любви.Ты охотник, и в деле своем безнадежно хорош.Я добыча твоя и не стану бежать.

о я с моей прибыли половину отдаю в начале месяца (...дальше он рассказал, кому он отдает эти деньги...), а этот фермер никому не отдает.

Тут я отдаю дань восхищения (и хотел бы подражать) замечательному и плодовитому французскому автору Александру Дюма, маркизу Дави де ла Пайетри, который сопровождает своих героев от ранней юности до почтенной старости и не оставляет их в покое вплоть до такого возраста, когда бедняги давно уже заслужили отдых.

Вы же знаете, я только посыльный: я отдаю портфель вам, вы отдаете его Дэтту, стараясь, чтобы Дэтт не узнал, откуда он взялся, этот портфель.

Я отдала мужчинам свою молодость и свою красоту, теперь я отдаю им свою мудрость и свой опыт – самое лучшее, что у меня есть, потому что теперь для меня они не только мужчины, они еще и мои читатели.

И хотя я отдал и отдаю много сил и времени исследованию и изучению пещер, пропастей и подземных лабиринтов, я предпочитаю говорить о своих поисках и приключениях под землей не как строгий ученый, а как любитель и страстный энтузиаст этих увлекательнейших путешествий в царство тишины, уединения и вечного мрака.

Поэтому я отдаю Гамлету, этой ветке, если хотите, ветке березы, которую колышет ветер, и горделивому датскому замку мои мысли и привязанность, как я в свое время отдал старому Мерлину, вечному скитальцу по дорогам нашей страны, свою любовь к магии и чудесам.

Я отдаю себе отчет, что критика, как и критики (впрочем, как и писатели), бывают разными. Правда, критики в моем сознании не делятся на тех, которые меня хвалят и которые меня ругают. Дело не в том, чтобы тебя похвалили. Приятно, конечно, когда написанное произведение находит у критика такое же понимание, как у автора, когда критик не выискивает в нем то, что с удовольствием потом осудит… В то же время бывает так, что иной критик по разным причинам не приемлет данной манеры автора и заранее настроен неприязненно. Именно эта его настроенность выдает себя с самого начала, нередко с заголовка, и я уже знаю все, что последует дальше. Больше того — еще в процессе работы над повестью я уже предвижу, что скажет определенного толка критик, предвижу весь несложный ход его мотивировок и рассуждений. Читать его рецензию бессмысленно, потому что автор и рецензент как бы на разных берегах реки и каждый видит нечто обратное тому, что видит его оппонент. Про такого критика исчерпывающе гласит пословица: ему про Фому, а он про Ерему. Случается и так, что критик ругает автора вовсе не за то, что действительно задевает критика, старательно им замалчивается, и он отыгрывается на мелочах и положениях, которые при желании можно истолковать различно. Приятно читать рецензию, пусть самую строгую, где критик стремится взглянуть на проблему твоими глазами и судит тебя с твоей же позиции. При этом давно замечено, что совершенно так же, как первый критик стремится подхватить любой действительный промах автора, чтобы использовать его против последнего, так же второй критик охотно готов переоценить малейшую удачу писателя, но и тот и другой оставляют истину за рамками своих рассуждений. Впрочем, оно и понятно. Отстаивая или отрицая позицию автора, каждый из критиков оружием собственной аргументации прежде всего обосновывает собственную позицию, к которой произведение автора порой имеет весьма отдаленное отношение, являясь лишь поводом для критического самовыражения.

Господь, мы не говорили так много и так часто, как должны были. Я всегда был занят чем-то другим. Если бы я хотел прощения, я попросил-бы его. Но за то, что я сделал и то, что собираюсь сделать, не может быть прощения. И всё-же думаю, я неплохой человек. Плохие люди молятся громче, ищут покаяния и думают, что они ближе к раю, чем я. Я же не увижу врат рая, Господь, и не услышу твой спасительный голос. Я мечтал о бессмертии, Господь, но это был лишь сон, который рассеялся по утру. Я знаю, что я наделал, и отдаю тебе свою бедную душу в надежде на прощение, хотя знаю, что она не заслужила оказаться в твоих любящих руках.

Билл: Надо же, какая тут идеальная пустота! Отдаю должное, Форд: ты умеешь очищать свой ра... (открывает дверь и видит Стэна; Стэн улыбается и делает пальцами "пистолет") Что?!Стэн: Хорошо я умею изобразить братца?! Поменялись шмотками - не отличишь! Это МОЙ разум! Странно, что ты сразу не узнал!

Человек не должен быть одинок — таково моё мнение. Человек должен отдавать себя людям, даже если его и брать не хотят. А если он всё-таки одинок, он должен пройти по вагонам. Он должен найти людей и сказать им: «Вот. Я одинок. Я отдаю себя вам без остатка. (потому что остаток только что допил, ха-ха!). А вы — отдайте мне себя, и, отдав, скажите: а куда мы едем? Из Москвы в Петушки или из Петушков в Москву?»

Поли Галтиери: Это чё, я первым пришёл? Вот х*есос. Тони Сопрано: Присядь, успокойся, выпей кофе. Он приедет. Поли Галтиери: Ну… похоже маму я устроил. Сильвио Данте: В доме брата Иова? Поли Галтиери: Да ну, хуйня полная, мы там были. Я там чуть не сблеванул. Нет, мы выбрали «Грин Гроув». По твоей рекомендации, Тон. Тони Сопрано: Я ничего не рекомендовал. Поли Галтиери: Рекомендовал, когда отправил туда свою маму. Кстати, она получала набор с серебряной птицей? Тони Сопрано: Без понятия. Поли Галтиери: Знаешь, Сил, это самый дорогой дом престарелых в штате. Тони Сопрано: Это учреждение для пожилых людей.Поли Галтиери: Какое там внимание! Мама плакала. Тони Сопрано: Восемь штук в месяц? Поли Галтиери: Да кого ебёт? Ты там видел собаку для слепых? Стакан полный карандашей? Тони Сопрано: Это не оскорбление, так, замечание.Поли Галтиери: Дорого, но я потяну. Деньги, блядь потрачены не зря. Я теперь — герой. Ральф Сифаретто: Привет. Привет. Поли Галтиери: Ты опоздал. Ральф Сифаретто: Завтра я приду вовремя, а ты останешься дураком навсегда. Тони Сопрано: Э, э, сядь! И ты сядь и заткнись нахуй! Сильвио Данте: Кофе будешь?Ральф Сифаретто: Нет. Всю ночь у своей тёлки проторчал. Ро вся в горе, бедняжка. Я там вообще заснуть не могу. Невозможно.Сильвио Данте: Ну? Кто начнёт? Поли Галтиери: Хули тут начинать? Он должен пятьдесят штук.Ральф Сифаретто: Это, блядь, за код сигнализации пятьдесят штук? Максимум пятёрка — за наводку. Поли Галтиери: Эту тему я тебе подарил, пока ты целыми днями своих жирных свиней ебёшь в офисе столярного профсоюза.Ральф Сифаретто: Три лимона в год поднимает эта свинья.Сильвио Данте: Так. Пять — это просто основа для переговоров, успокойся.Тони Сопрано: Это не пять. Мы все это понимаем. Это его ребята (указывает пальцем на Ральфа) сделали тяжёлую работу.Поли Галтиери: Маленький Поли был готов. А машина нихуя не приехала. Из-за них он торчал на улице как мудак, а было минус, блядь, десять. Тони Сопрано (немного подумав): Ральфи, отдай ему двенадцать штук.Поли Галтиери (удивлённо): Ушам своим не верю. С чего это? Ральф Сифаретто: Ты ж в прошлом году поверил, что над восточном Ратерфордом гоняла летающая тарелка.Тони Сопрано: Я повторять не буду. Поли Галтиери: Ти, я прошу пересмотреть.Сильвио Данте: Поли. Ты просил сходку — он тебя выслушал.Поли Галтиери: Да это ж просто охуеть, я тридцать восемь штук отдаю за "так"!

Это Харви Милк, я делаю эту запись в магазине фототоваров вечером в пятницу, 18 ноября. Прослушать только в случае моей насильственной смерти. Я полностью отдаю себе отчет, что человек, который отстаивает то, что отстаиваю я, активист, гей-активист, становится целью или потенциальной целью для кого-то, кто не уверен, напуган, боится, или просто психически неуравновешен. Я знаю, что могу быть убит в любой момент, в любое время, для меня важно, чтобы люди узнали мои мысли. Итак, это мои мысли, мои напутствия, мои пожелания, я хочу записать их, чтобы их могли прослушать люди.

Я никогда не отдаю свою судьбу в руки другого человека, поэтому я всегда выигрываю.

Я не отдаю приказов, которые отказался бы выполнить сам!

Правительству желательно было бы изыскать ту почву, на которой возможна совместная работа, найти тот язык, который был бы всем одинаково понятен. Я отдаю себе отчет, что таким языком не может быть язык ненависти и злобы. (6 марта 1907; Гос. Дума второго созыва)

Есть проблема завышенных ожиданий: я стал таким человеком, который придет и все поправит. Многие ждут каких-то моментальных успехов, но заблуждаться не надо. Чем выше ожидания, тем выше падать. Я отдаю себе в этом отчет, поэтому заявлять о каких-то проектах, которые не смогу потянуть, не буду и не хочу. А у людей это рождает нетерпеливость — чего ты сидишь, давай немедленно сделай то, сделай это! Давай немедленно баллотируйся в президенты! Организовывай свою партию! Вот выборы в декабре, на прошлой неделе занялся бы партией, уже бы к понедельнику собрал! Не нужно на это вестись. Не нужно никуда бежать. Да, в последнее время я получаю достаточно много поддержки, люди пишут, но именно потому, что я не хочу их разочаровать, я не обещаю того, чего не могу. Чтобы что-то сделать, нужно выбрать правильный формат. Все зависит от подхода. Сложилась такая ситуация: что ни заяви, сразу 700 человек — да, поддерживаем! Но дело в том, что ответственность все равно будет лежать персонально на мне.